Утром я стал делать вид, что учу их. Я кричал на диких, а если они плохо слушались, я сразу – кулаком в нос. Грант думает, что так все сержанты новобранцев учат, он в армии не служил и ничего не понимает. Был такой довольный, что нарочно для меня отдельную женщину привел, тоже человеческую, тоже пьяную, но не очень старую. Я дал ей свою «нирвану», которую так и не пил, она выпила и уснула как мертвая, а я вышел из комнаты и притворился довольным. Так мы стали жить. Грант привык, что я не бунтую и делаю все как он скажет, перестал следить за мной, когда я хожу по дому. Я дождался, пока он совсем потеряет бдительность. И пока орки в казарме были с женщинами, а Грант меня не видел, я нашел один выход, выбрался в сад и перелез через забор. За мной погнались, но я же быстрый. Я ушел.

Я знаю жизнь и потому не пошел на космодром сразу. Я побежал в Китайский квартал. Орки могут долго бежать, день могут. Я прибежал, зашел на рынок, в притон, поговорил с одним китайцем, я не помню его имени, но могу показать. Я объяснил ему, что мне надо скрыться, но не от полиции. Тогда он поручил мне охранять его груз на Эверест. И я улетел с Таниры, совсем не покупая билет, и Грант не узнал, куда я лечу. Здесь я спрятался у друзей из трибы Та. Они рассказали мне про вас и про то, что вы спрашивали про диких орков. Вот, я рассказал вам, что знаю».

Выслушав его рассказ, я сказала:

– Вы упомянули, что ходили в разведку.

– Да. Не один, конечно, с людьми. Меня брали, потому что только орки умеют подкрадываться совсем бесшумно и снимать часовых так, что они вздохнуть не успевают.

– Проверим, чему вы научились в разведке.

И я стала задавать вопросы. Много. На столике между нами появилась пластиковая бумага, на которой Шон Ти нарисовал план дома Гранта, под картой красовалась его собственноручная подпись. Память у него была очень хорошая, он дал четкие приметы «тех двоих» и Гранта. Орки, как и эльфы, охотники, наблюдательность у них на высоте. Надо только уметь спрашивать, чтобы орк вспомнил даже то, на что не обратил внимания.

Дикие орки были поголовно горными, очень молодыми и крупными, семнадцать сплошь черной масти, четверо сильно крапчатые, практически тигровой масти, остальные бурые. Трое предпочитали ходить на четвереньках, что служило поводом для насмешек: нормальный дикий орк на четырех костях только бегает или прыгает, а ходит все-таки прямо.

Грант, как я и думала, в доме жил не один. Еще была приходящая оркушка («Красивая, – мечтательно сказал Шон Ти. – Я не хочу давать слово оркушке, дети будут глупые, у меня была жена индианка, есть дочь, она в индейской деревне растет. Когда найду работу, снова женюсь на индианке. Из них получаются хорошие жены для солидных орков. И дети красивые и умные. Но та девушка была очень красивая»). По его словам, Грант предложил один раз привести ту оркушку в комнату Шона Ти. Но тот заметил, что девушка носит колечко, какое надевают оркушки, если замужем за человеком. Значит, она уже кому-то дала слово, и неважно, что ее мужчина другой крови, – оркушки очень независимы и если принимают решение, то не меняют его. В доме оркушка готовила еду для казармы, стирала белье. Еще она приносила Гранту «нирвану» для диких.

– Точно она?

– Да, – сказал Шон Ти. – Я видел, как она отдавала ему коробку, из которой он потом доставал наркотик.

– Может, в этой коробке изначально было что-то другое, а потом Грант использовал ее как хранилище?

– Нет. Она приносила маленькие коробки, на один день. Каждый день. Это всегда были разные коробки.

Я выбрала из досье фотографии Дирги Та, показала: