– Знаете, – то, что у него считалось шепотом, звучало вовсе не так уж тихо, – давайте мы с вами прогуляемся по розовым садам Бленхейма завтра поутру, и вы мне скажете, заслуживают ли они своей славы. Также обещаю показать вам озеро.

– С удовольствием, – ответила я.

– Прекрасно, – он нежно погладил мою руку. – Скажем, в десять в малой столовой?

Я согласно кивнула, и мы пожелали друг другу хорошего вечера. Легко ступая, в приподнятом настроении я присоединилась к леди Рэндольф и миссис Смит за десертом, надеясь несколько улучшить не слишком блестящее впечатление, которое, должно быть, произвела на них ранее.

Следующее утро. Десять, начало одиннадцатого, почти одиннадцать… Уинстон и никто другой так и не появились. Куда же он подевался? Разве мы не договаривались на этот час побродить по розовым садам? Я уже отведала предложенные на завтрак блюда, выбрав из всего изобилия яйца-пашот, летнюю клубнику со сливками и крепкий чай, и стояла перед окнами, разглядывая ухоженные сады Бленхейма, когда кто-то, наконец, вошел в столовую.

Я обернулась на звук шагов, рассчитывая увидеть смущенного Уинстона. Вместо этого в арочном проходе возник изумленный Санни. По выражению его лица я поняла то, что должна была сообразить раньше, а именно, где же Уинстон – поскольку он успел признаться мне в том, что привык работать до рассвета, а потом отдыхать почти до полудня. Уинстон все еще спал. Я пришла в ярость: как он мог поставить меня в такое неловкое положение! – и собиралась было уже молча выйти из зала. Ну и что, что передо мной стоит герцог Мальборо.

– Мисс Хозьер, меня послали пригласить вас в поездку по поместью, – Санни явно был готов прикрыть своего дорогого друга и кузена. – Совершенно очевидно, что Уинстон задержался. Понимаете, работа…

Должно быть, на моем лице явно читалось недоверие, но Санни тем не менее продолжил:

– Он надеялся, что вы найдете возможным встретиться с ним в час. К этому времени он должен закончить работу; к тому же в любом случае розами лучше любоваться в это время.

То, что я чувствовала, все больше противоречило тому, как я должна была себя вести. С одной стороны, я чувствовала себя оскорбленной, с другой – я была гостьей стоявшего передо мной уважаемого человека и испытывала глубокое чувство к тому, кто сейчас все еще спал в своей постели. Я решила ответить сердечно, но так, чтобы было ясно, чего я жду.

– Это было бы чудесно. Но могу я надеяться на то, что увижу Уинстона в большом зале точно в час?

Санни посмотрел мне в глаза, и в его взгляде мне почудилось одобрение.

– Могу вам это обещать, – ответил он, подкрепив свои слова энергичным кивком.

Когда я спустилась по большой мраморной лестнице рядом с большим залом в одну минуту второго, Уинстон уже ждал меня. На лице его было то сконфуженное выражение, которого следовало ожидать несколько часов назад. Подойдя к нему, я выпрямилась во все свои пять футов семь дюймов, оказавшись чуточку выше Уинстона. Я хотела, чтобы он понял, что я ожидаю от него уважения и предупредительности.

Он взял мои руки в свои со словами:

– Чувствую, я всегда буду извиняться перед вами.

– Иногда вы извиняетесь, когда нет необходимости, – ответила я, надеясь, что он понял по тому, как я подчеркнула слово иногда, что сейчас не тот случай.

– Да, мое поведение требует наказания, – наполовину заявил, наполовину попросил он.

– Да, – сказала я, и сделала паузу перед моим приговором. – Но я прощаю вас. – Он громко облегченно вздохнул.

– Пойдемте в сады?

Я улыбнулась, показывая, что инцидент исчерпан, и мы направились к задней части дворца и вышли из неприметной двери, выходящей на покатый холм. Он держал меня под локоть, и мы вступили в золотой свет летнего полудня. Пока мы двигались по холму к четко проложенной дорожке, Уинстон немного рассказал о создании дворца Бленхейм и о земле, на которой он был возведен и которая была пожалована королевой Анной первому герцогу Мальборо в 1704 году за победу над французами.