Повзрослеет.

Остепенится. А он взял и не стал остепенятся, но принес в дом яд, который подсыпал отцу. Верно, в честной схватке он вряд ли одержал бы победу, а так… взять и перерезать горло за обеденным столом… и смеяться… так жутко смеяться… матушке он выколол глаза, прежде чем подарить смерть.

И сказал:

– Смотри, пока есть чем… зажмуришься, я решу, что и тебе они не нужны…

…он отдал теток и кузин чудовищам, которых назвал своими людьми, а потом, когда те наигрались, полубезумных и нагих, растерзанных и опозоренных, велел гнать за ворота.

– Что, дорогая сестричка, – сказало чудовище ей, – все изменилось, верно?

Было страшно.

– Чем мы не императорская чета? – чудовище, напившись чужой крови, добрело. – Но если ты думаешь, что этим меня удержишь…

…ему нужно было иное.

Знания.

Те знания, в которых ему самому было отказано. И разве виновата была Хиргрид, что Вдова выбрала именно ее, ничтожную? Она ведь никогда-то и набожностью не отличалась, а тут…

…высокая честь.

…храмовая школа.

…и пять лет, чтобы подняться на первую ступень.

…еще бы десять, и Хиргрид вошла бы в число сильнейших жриц, которым…

…храмы закрыли, а некоторые и разрушили. И боги, перед которыми недавно пресмыкались люди, стерпели оскорбление. Чего ждать от людей?

…первый год он держал Хиргрид в башне, не забывая, впрочем, навещать.

…он забрал сына.

…и сказал:

– Ты умерла.

А она поверила, потому что на самом деле умерла уже давно. И какая разница, где оказаться? Над землей или под землей. Потом, конечно, она поняла, что разница есть – в башне видно было солнце, но мертвые не жалуются.

Он приходил.

И приходил.

И потеряв к ней интерес, как к женщине, сохранил, как к магу.

…запретные заклинания из Книги Вдовы, куда ей позволено было заглянуть.

…и тайные семейные, подаренные матушкой и тетками.

Однажды она решила, что больше не станет работать на него и оказалась в пыточной. Всего несколько часов боли, и Хиргрид передумала. А он сказал:

– Помни, ты жива лишь пока приносишь пользу…

…в ее заключении появлялись свитки. На них стояли печати других домов, и Хиргрид не знала, что стало с этими домами. Часто свитки были подпорчены, порой огнем, порой – кровью. Всегда – изменены, ибо таков был обычай: чужак, даже украв сокровище дома, не сумеет им воспользоваться.

Если, конечно, у него нет той, которая способна вычислить ошибку.

…это длилось.

Ей показалось – вечность, а если верить календарю, созданному ею же в углу камеры, прошло едва ли три года. Потом он перестал приходить.

Иногда он исчезал.

На день.

На два… на пять… но всегда возвращался.

Не в этот раз.

Хиргрид ждала.

Она берегла еду, которую он оставлял здесь же, и воду… в воде не было недостатка, благо, текла она в ванну легко…

…а он все не шел.

И не шел.

И когда Хиргрид догрызла последнюю корку хлеба, она осознала: ее мучитель мертв. Что с ним случилось? Хиргрид не знала, она надеялась, что смерть его была долгой.

Как и ее собственная.

…голод.

Слабость.

Надежда: вдруг кто-нибудь да отыщет тайник… спустится… найдет ее…

…отчаяние.

Она вновь и вновь пытается разбить оковы из белого металла, запершего ее дар внутри. Она рвет злосчастную цепь, которая выглядит такой тонкой, но на деле цепь неверотяно прочна.

И крюк, замурованный в стену. И сама стена.

Ее единственное оружие – нож для бумаг.

И еще бронзовая чернильница.

Приборы для черчения… они слишком мягки, чтобы и вправду одолеть камень.

И с усталостью приходит понимание.

Она уйдет из жизни с достоинством. Допишет и… тело не камень.

…тому, кто прочтет эти строки…

…две монеты лежали на столе.

Ричард тронул пальцем одну.

И вторую.

Поменял местами.