– Знаешь, сколько Император выделяет на поддержку гильдии некромантов?

– Нет.

– Десять миллионов золотых в год.

– Сколько?

Эта сумма не укладывалась в голове Ричарда.

– Это четверть всех доходов Империи, – усмехнулся Генрих. – И в теории идет она на всякие весьма полезные дела. На содержание училищ, на оплату вольных некромантов… или вот тех, что при городах остались. Жалование-то они от гильдии получают.

…и на жалование это кота содержать не получится, не говоря уже о человеке.

– На исследования природы нежити. На разработку новых способов борьбы с нею…

Альер захохотал.

Он возник вдруг на краю ванны, сел, опустил ноги в вязкую белую воду.

– И у вас воруют?

– Фи, какое пошлое слово! Используют ресурс, – Генрих фыркнул. – Папенька мечтал, чтобы я возглавил очередной фонд при Академии, занялся поисками средств упокоения малой и средней нежити.

– Так ведь… – Ричард запнулся.

Средств таких было известно превеликое множество, и выверенные столетиями, работали они весьма неплохо.

– Вот и я о том же, – Генрих поскреб шею. – Гильдия давно стала болотом, но весьма доходным болотом. Для избранных… В Совете собираются провести закон, запрещающий среднему сословию поступать в Академию. Училища – вот ваш потолок. Империи нужны некроманты, но такие, которые будут работать, вот как ты… все одно городов и сел больше, чем свободных рук. Да и гибнете вы частенько…

– То ли дело благородные лойры, – не удержался Ричард.

– Именно, – Генрих, казалось, нисколько не обиделся. – Я получил отличное образование…

Альер вновь рассмеялся.

– …которое по сути мне не нужно. Да, я держу охранные контуры кладбищ. Время от времени выезжаю за город, скажем, поохотиться на дикого упыря или еще какую нежить, но и только. А большинство моих однокурсников и того не делает. Но если до них дойдет слух, что ты вот-вот сломаешь кормушку…

Генрих замолчал. И пауза тянулась, тянулась…

– Тебя объявят проклятым…

И будут правы.

Колеса кареты грохотали по дороге. В узком оконце проплывал чужой город, сонный и ленивый. На курортах ложатся рано, и город, несмотря на то, что ночь только-только началась, был уныло пуст.

Рядом, понурившись, сидел Грен. Тихон был задумчив и поглаживал черную змею, что обвилась вокруг запястья этаким живым браслетом. И мне бы очень хотелось заглянуть в его мысли. Я пыталась выкинуть из головы сцену, свидетельницей которой была, но… не получалось. Тихон, такой мирный и спокойный Тихон, стал вдруг…

– Когда-то я был Стражем последней двери, леди, – произнес он, нарушая затянувшееся молчание.

И Грен вздрогнул, уставился на приятеля с явным ужасом.

– Прости, мой друг, но я посчитал, что это знание навредит, а потому предпочел оставить его при себе.

И все же я не понимаю.

– Палач, – тихо произнес Грен. – Он был палачом.

– А разве у эльфов… у альвов есть палачи? – не нашлась я с ответом.

…и все-таки Ричард мог бы записку прислать. Едем… куда едем? Зачем? И не опасно ли это? После того, что днем случилось… я ведь ждала его.

К ужину ждала.

Отбивных вот сделала, вымещая на мясе накопившуюся злость. И надо сказать, отбивные удались. Гуля вот оценил, а Ричард…

…стук в дверь.

Лакей в синей ливрее.

Поклон.

И найлюбезнейшее приглашение. Колечко Ричарда серое, которое Тихон взял, покрутил в пальцах и, надев на мизинец, сказал:

– Будем рады…

Я вот рада не была. Как-то живы были относительно недавние воспоминания о другом любезном хозяине прекрасного дома. Правда, ныне мне не навязывали ни нарядов сомнительного свойства, ни еще более сомнительных украшений.

– Не стоит переживать, – Тихон, как обычно, мысли мои прочел с легкостью. – Если бы наш друг чувствовал опасность, он прислал бы другой перстень…