Сейчас он возвращался из заветного кабинета, и сияния в его глазах практически не наблюдалось. Я хотела прошмыгнуть мимо, но он встал как вкопанный, посмотрел на меня и молвил:

– Надо поговорить.

– О чем? – удивилась я.

Но Луганский уже схватил меня за руку и повлек в бар. Здесь он взял две чашки чая, сунул в свою грустный нос и замолчал, а я запечалилась. Надо сказать, мы испытывали симпатию друг к другу. По моему мнению, он был хорошим парнем, который верил в то, что мир можно изменить к лучшему, я же ни во что не верила, но чужую веру уважала. В чем причина его симпатии ко мне, осталось тайной, должно быть, он увидел во мне что-то светлое, обладая лучшим зрением, чем я, хоть и носил очки. Как-то во время приема мы оказались рядом и он, за неимением других слушателей, начал излагать свои идеи мне. Слушатель я благодарный, потому что ленива и сама особо болтать не люблю. Он увлекся, а я, против его ожиданий, не сбежала, он вызвался меня проводить, и мы продолжили беседу после приема, то есть он все говорил, а я весело трусила рядом, радуясь хорошей погоде и возможности размять ноги. В знак благодарности я познакомила его с Сашкой, и они друг другу понравились, после чего мы еще пару часов болтались в парке. С этого, собственно, и началась наша дружба.

Теперь, видя перед собой его унылую физиономию, я гадала, чего следует ожидать от жизни. Оказалось, ничего хорошего. Он поднял голову и заявил:

– Мне нужен твой совет.

– Я принципиально не даю советов, – потрясла я головой, а он нахмурился.

– Брось. Я серьезно.

– Я тоже. Советчик из меня никудышный, это каждый знает.

– Все знают, он к тебе прислушивается, – сказал Луганский, совершенно не обращая внимания на мои слова.

– Кто? – удивилась я.

– Дед. Поговори с ним.

– О чем? Слушай, давай я лучше дам тебе совет, совершенно бесполезный, но дружеский. Излагай, что тебя печалит, друг мой.

Он посмотрел внимательно и вздохнул.

– Я-то думал, что могу рассчитывать на тебя.

– Зря.

– Ты можешь говорить серьезно? – обиделся он.

– Наверное. Но пробовать не хочу.

– Мой сосед погиб неделю назад от передозировки. Мальчишке всего шестнадцать лет. Родители приличные люди…

– Бывает.

– Тебя это нисколько не волнует? – разозлился он.

– Это твой сосед, а не мой. И каждый день кто-то умирает от передозировки.

– Вот-вот. А мы стоим в стороне и делаем вид, что это нас не касается.

– Чего ты от меня хочешь? – не выдержала я.

– У меня есть сведения, что кое-кто неплохо наживается на торговле наркотой в нашем городе, кое-кто из тех, кому с этим злом положено бороться.

Признаться, я икнула от неожиданности. Сохранить святую наивность, когда седина уже пробивается на висках, способен далеко не каждый, может, правы те, кто утверждал, что Луганский у нас недоумок?

– Ну и что? – вяло поинтересовалась я.

– Как это что? – возмутился он, а я вздохнула. – Наркотой торгуют в каждом ночном клубе, в подворотне, даже в школах, – горячо продолжал он. – Ты считаешь это нормальным?

– Не считаю. Вся страна с этим борется. И мы не отстаем. По показателям наша область в числе самых благополучных…

– Прекрати.

– Хорошо, давай чай пить.

– У меня есть сведения о причастности конкретных лиц… – не унимался он.

– И с этим ты ходил к Деду? – усмехнулась я.

Вопрос излишний, ответ читался на его физиономии. Дед наверняка разливался соловьем, горько сетовал, предлагал объединить усилия и заговорил его едва ли не до обморока, так что бедолага скорее всего забыл, зачем пришел, и очухался только в коридоре. Дед на такие штуки мастер, мне ли не знать.

– Я уверен, он не представляет, как скверно обстоят дела в действительности, – мрачно изрек Луганский.