– Не могу! Ой, подождите! Я должен это записать, – простонал шпакр и вынул из кармана на брюхе блокнотик. Он послюнявил огромный палец и близоруко прищурился, чиркая карандашом по чистой страничке.

Канеша и Крусан лишь недоуменно переглянулись. Закончив с записями, монстр спрятал карандаш и блокнот на место и весело уставился на них.

– Ну, ребята, повеселили старика! Особенно ты, – ткнул он лапой в сторону Канеши, – Давно моя коллекция не пополнялась такими перлами!

– Что еще за коллекция?

– Я много лет записываю в блокнот, как меня называют люди. Не поверишь, но твое оскорбление – одно из лучших, – шпакр даже зажмурился от удовольствия, – Так что вы там говорили? Дорогу потеряли?

– Портал не сработал… – завел было старую песню Крусан.

Монстр лишь фыркнул в его сторону. Он поднялся на четыре лапы и повернулся к закату.

– Вон туда идите. До реки доберетесь к вечеру, а там вниз по течению – и деревня недалеко. Южный тракт аккурат через нее проходит.

– А это точно? – недоверчиво спросила Канеша, – Может, ты нас из вредности на смерть посылаешь.

Крусан пребольно ткнул ее локтем в бок, а шпакр снова развеселился.

– Деточка! Если бы я хотел твоей смерти, то мы бы сейчас не разговаривали. Шпакры живут сотни лет не оттого, что такие обаятельные.

– Сотни лет! – ахнул юный маг, – Но отчего же вас так мало?

– Потому что одиночки. Мы даже по любви дольше года вместе продержаться не можем.

– А как же семья, дети?

– Детеныш до десяти лет живет с матерью, а потом уходит от нее подальше. Я-то свою бросил в шесть – ух и вредная была, зараза!

– А у самого-то малявки есть? – полюбопытствовала Канеша.

– Да ну их! Всю траву пожрут. Ладно, бывайте, ребята.

Шпакр махнул лапой на прощание и тяжело зашагал прочь.

– Знаешь, что я думаю? Наврал он тебе все. Одиночками шпакры живут вовсе не потому, что еды не хватает. Просто они натуральные занозы в заднице, вот и не могут ужиться друг с дружкой.

– Может быть, ты и права. Но я просто счастливчик. Нормально поговорить с живым шпакром удавалось немногим.

– Зачем тебе это вообще? Разве в магической академии оценят заметки о степных чудозверях?

– Нет, конечно. Мне самому интересно, – Крусан улыбнулся, – По правде говоря, я в маги-то иду только потому, что у них знаний больше всего. Других академий в королевстве нет. А я учиться хочу.

– Вон как…

– Вот так. В наш замок одна травница каждый месяц захаживала, всякие порошки-настойки продавала – так я у нее многому научился. Например, знаешь, что это за цветок? – юноша сорвал тонкий стебель с невзрачным бутоном и показал Канеше, – Это крапсин! Из его корней варят микстуру от кашля, а лепестки добавляют в сливки, чтобы приготовить голубую глазурь для тортов. И упаси тебя бог выбрать такой цветочек для букета: от его запаха тошнит даже бывалого моряка.

Путники добрались до реки задолго до заката. Там они напились чистой воды и пошли вдоль берега. Крусан явно оседлал своего конька: он оживленно жестикулировал и рассказывал обо всем, что попадалось на глаза: о рыбе, плеснувшей в реке, о белых облаках над горизонтом, о самом горизонте…

Девушка следовала за спутником, с улыбкой слушая малоинтересную, в общем-то, болтовню. Вот ведь чудак! Дурная голова покою не дает – так, кажется про таких говорят. Все-то им интересно, все-то нужно разнюхать, разузнать. Лудо, сын лавочника, таким когда-то был: самый веселый и заводной ее товарищ по детским играм. За годы дружбы много чего было пережито вместе. Одно время она даже чуть не влюбилась! Только после известия о наследстве Лудо как будто стал избегать встреч; они даже не попрощались.