Несвицкий встал, прошел на кухню, открыл дверь топки печки. На колоснике рдели жаркие угли. Как он успел заметить, ее топили каменным углем – лесов здесь нет, одни посадки. Несвицкий бросил в топку документ. Бумага тут же вспыхнула, и через несколько секунд от нее остался только черный пепел. Николай измельчил его стоявшей здесь кочергой и затворил дверь печки.

– Покойся с миром, раб Божий Юрий, – произнес вполголоса. – Надеюсь, что твоя душа пребудет с Господом. Я за это помолюсь.

– Спасибо, – прошелестело в голове. А, может быть, ему почудилось…

Вера Тимофеевна ошеломленно смотрела на раны мужа. Опытная медсестра, она сразу определила, что им не менее недели. Более того, они почти зажили. Рассеченные ткани покрылись корочкой, а кожа вокруг них не воспалена. Но муж сказал, что раны получил сегодня утром!

– Кто тебя лечил? – спросила Вера Тимофеевна.

– Коля, – ответил Владислав. – Ну, как лечил? Промыл водой из фляги и забинтовал. На этом все.

– И как ты себя чувствуешь?

– Слегка болит нога, бок ноет, если рану потревожить, а так почти нормально. Еще немного слабости.

– Потеря крови, – объяснила Вера Тимофеевна. Наложив на раны мужа пластырь (бинтовать резона не было), она присела рядом и задумалась.

– Где эта фляга? – спросила мужа.

– Где-то в рюкзаке. Сейчас схожу.

– Лежи! – супруга припечатала его к кровати. – Сама схожу. Скажи мне, этот Коля… Он кто?

– Ну, вроде, волхв. Он спас меня. Когда почти весь взвод погиб под минами, я и Петруха Худобяк спрятались в посадке. Но немцы нас нашли и притащили к чернокнижнику. Тот стал выпытывать про укрепления вокруг Царицыно – где там защитников поменьше и можно без труда прорваться в город. Петруха в него плюнул, немец разозлился и сжег его живого. Петруха так кричал… Такая же участь ждала меня. Я стал молиться, вдруг вижу: немец – брык и ножкой засучил. Потом услышал очередь из автомата. Выходит, немца кто-то срезал. Охранники его засуетились, попытались отвечать, но их мгновенно постреляли. Как выяснилось, Коля. Я очень удивился. На чернокнижнике – покров защитный, я даже видел, как он пыхнул, на немцах – кирасы зачарованные. Но пули их пробили. Зачаровал патроны Коля.

– И только их?

– Еще гранату для «Ослопа». Из него он сжег «Куницу». Так пыхнула! Взрыв пришиб маненько немцев, мы с Колей тем воспользовались и постреляли гадов. Остальных прибили вертолетчики имперцев – вовремя поблизости случились.

– А воду во фляге Николай не чаровал?

– Не знаю, – Владислав пожал плечами. – Мне не говорил.

– Отдыхай!

Супруга встала и ушла. Николая она застала в столовой летней кухни. Он задумчиво курил, пуская дым в беленый потолок. Увидав хозяйку, смущенно загасил окурок в пепельнице. Ее, как видно, взял в буфете – там посуда стояла за стеклянной дверцей.

– Извините, – повинился юный волхв. – Мне, наверное, следовало во двор выйти.

– Курите! – улыбнулась Вера Тимофеевна, присаживаясь на свободный стул. – Во дворе прохладно, а вы помылись. Еще простудитесь.

«Какой воспитанный! – подумала она. – А на вид не скажешь. Обычный поселковый мальчик».

– Хочу спросить, – продолжила. – Владислав мне рассказал, что вы промыли ему раны водой из фляги.

– Было, – Николай кивнул.

– Где эта фляга?

– Сейчас…

Он встал и начал рыться в рюкзаках. Наконец, извлек наружу флягу в матерчатом чехле и протянул ее хозяйке. Та взяла и слегка встряхнула. Немного, но вода там была. Вера Тимофеевна вытащила пробку, достала из буфета стакан и перелила в него жидкость. Ее набралось чуть больше половины. Подняв стакан, женщина посмотрела сквозь него на лампочку.

– Ага! – произнесла довольно. – Я так и думала.