– Понимаю, о чем вы, – ответил Маршалл. – Жаль, что это все ненадолго.

– Прошу прощения?

– Дни делаются все короче. У нас осталось еще две-три недели, а потом наступит полярная ночь. Часов двадцать тьмы в сутки. И мы уедем.

– Неудивительно, что вы так спешите. Так или иначе, Аллана эти цвета приведут в полный восторг.

– Аллана?

– Аллана Фортнема, нашего главного оператора. – Она посмотрела на голубой ледник, уходящий к лазурному небу. – Как гора Фир получила свое название?

– В честь Уилберфорса Фира, исследователя, который ее открыл.

– Это открытие сделало его знаменитым?

– Собственно, оно его погубило. Он погиб при осмотре кальдеры.

– О! – Экберг пробормотала что-то в диктофон. – Кальдера. Значит, это вулкан?

– Потухший вулкан. Вообще, довольно странная штука – единственное геологическое образование на тысячи квадратных миль промороженной тундры. До сих пор идут споры, как могло такое произойти.

– Доктор Салли говорил, что там опасно. Что он имел в виду?

– На самом деле гора Фир – всего лишь мертвый конус доисторической лавы. Из-за погодных условий и под давлением ледника она стала хрупкой. – Он показал на острые как ножи разломы в долине, затем на одну из больших пещер, усеивавших внизу горный склон. – Подобные лавовые ходы возникают, когда поверх активного потока магмы образуется застывшая корка. За многие годы их своды становятся ненадежными и легко могут обрушиться. В итоге гора напоминает огромный карточный домик. Нашу находку мы обнаружили в конце одной из таких пещер.

– А белые медведи, о которых он упоминал?

– На вид они вполне симпатичные твари, но крайне агрессивные по отношению к человеку, особенно в наше время, когда их повсюду теснят. Вашим людям, когда они сюда явятся, лучше не покидать огороженную территорию без оружия. На базе есть склад крупнокалиберных ружей.

С минуту они поднимались молча, затем Экберг заговорила снова:

– Вы ведь палеоэколог, верно?

– Да, специалист по четвертичному периоду.

– А чем именно вы здесь занимаетесь?

– Палеоэкологи вроде меня пробуют получить представление об исчезнувших экосистемах на основе ископаемых и других древних свидетельств. Мы пытаемся определить, какие существа обитали на земле, чем они питались, как они жили и умирали. Я выясняю, какая экосистема существовала здесь до наступления ледника.

– Ибо теперь, когда ледник отступает, эти свидетельства проявляются?

– Именно.

Она посмотрела на Маршалла проницательным, испытующим взглядом.

– Что за свидетельства?

– Следы растений. Слои ила. Некоторые макроорганические остатки вроде древесины.

– Ил и труха, – сказала Экберг.

Маршалл рассмеялся:

– Не слишком модная тема для «Терра-Прайм», верно?

Она рассмеялась в ответ:

– И на что они вам?

– Дерево и прочую органику можно подвергнуть радиоуглеродному анализу, чтобы определить, как давно похоронил их ледник. В отложениях ила можно найти пыльцу, которая, в свою очередь, скажет о том, какие растения и деревья доминировали здесь до оледенения. Понимаете, современные экологи изучают мир таким, каким он сделался после долгих веков человеческого влияния. А я выясняю, каким он был до того, как человек стал царем природы.

– Вы пробуете воссоздать прошлое, – сказала Экберг.

– В некотором смысле – да.

– По мне, так весьма неплохо звучит. И полагаю, ледник для подобных трудов – самое подходящее место, поскольку он хранит все свои тайны в замороженном состоянии, словно в капсуле времени, так?

– Именно так, – сказал Маршалл, восхищаясь ее способностью схватывать на лету самую суть незнакомых ей прежде вещей. – Не говоря уже о том, что тающий лед просто высвобождает то, что в нем содержалось, в нетронутом виде. И не приходится возиться с лопатами и кирками, выковыривая ископаемые и полуископаемые образцы из земли.