В Одесской области он столкнулся с целым "букетом" проблем, от ядовитого аромата которых у людей не только кружились головы, но и нередко вообще отлетали в сторону. К примеру, одного из молодых пастухов в приграничной зоне подвыпившие городские начальники перепутали с диким кабаном, когда он пробирался сквозь прибрежные заросли рядом с Дунаем, и застрелили в том месте, где всякая охота вообще запрещена. Застрелили и зарыли, скрыли свое преступление от милиции и пограничников. Но когда последние делали очередной обход границы и приграничной зоны с собакой, та учуяла прикопанного под землей человека. Раскопали и ахнули – так это же знакомый им восемнадцатилетний пастух из близлежащего села. Уголовное дело завели, но расследование вели вяло, без особой охоты. Виновных так и не нашли. Вот и обратились родители парня к отцу Славки, который и здесь в короткое время успел прослыть честным журналистом, к тому же имеющим связи с московскими изданиями, "Комсомолкой". Вслед за родителями убитого парня к нему потянулась целая вереница абсолютно беззащитных и загнанных местным начальством в угол людей. Они уже почти потеряли веру в справедливость и вот только теперь, с его появлением в приграничном городе, вновь почувствовали в душах огоньки надежды на то, что справедливость все-таки есть и ее можно добиться с помощью прессы. Но и тут отцу Славки сильно развернуть свою журналистскую и общественную деятельность не дали. Воспользовались простой формальностью, чтобы фактически выслать из погранзоны – у Декабрева не было прописки, а сам себе ее дать он не мог. Начальство же не хотело. С полгодика приглядывалось к новому строптивому журналисту, затем обожглось от некоторых его публикаций, посланных в "Комсомолку" и другие центральные газеты, и стало с помощью подручных "выкручивать ему руки". В горотделе КГБ отца, как он потом рассказал сыну, три с половиной часа допрашивали, как говорится, с пристрастием. Выясняли, зачем он приехал в погранзону, какие у него цели, кто его сюда приглашал и т.д. и т.п. И когда "выяснили", что он не шпион, и никакой подрывной или разведывательной деятельностью не занимается, а только честно исполняет здесь свой долг журналиста, работает в городской газете, куда его пригласил на работу главный редактор, то намекнули, что ни жилья, ни прописки, обещанных ему ранее, он здесь не получит. Потому, что чужой и не понимает местной специфики. Оставаться же в погранзоне без прописки нельзя. Нужно выехать в 24 часа, если не хочет, чтобы его арестовали. В редакции газеты после этого ему, надо полагать, не без участия упомянутого выше горотдела КГБ, устроили очередной фарс и разнос с истеричными заявлениями и обвинениями в его адрес. Одна из работниц, помнится, кричала: "Вы посмотрите, у него ребенок, а он так смело себя ведет. Несчастный мальчик, сколько горя выпадет на его долю из-за такого отца"!.. Как будто он и вправду был виноват в том, что общество так разложилось, и в нем перестали действовать написанные в советские времена законы. Людей же использовали, как хотели. Он все это понимал, и вначале разозлившись на несправедливые упреки своих коллег, вскоре после этого уже жалел этих людей, вынужденных идти на поводу у власть предержащих. Но и о дальнейшей судьбе Славы он думал уже с некоторой тревогой – доля правды в словах еще вчера восторгавшейся его правдивыми публикациями сотрудницы, а сегодня по наущению начальства порицавшей его позицию, была. Нужно было принимать решение и то ли идти до конца, садиться в застенок и доказывать в суде, в письмах в вышестоящие органы свою правоту, либо выехать из пограничного городка. Ради безопасности и спокойствия сына он выбрал второе. За что приехавший позже представитель Одесского обкома партии назвал его малодушным человеком. Горазды были проверяющие в то время на "ярлыки".