Видок у меня на торжественной линейке был… элегантный, как рояль. Гульнара постаралась. Меня даже не все узнавали. А Айгуль вцепилась мне в руку и почему-то очень гордо поглядывала по сторонам. Один знакомый, Серега, подошел и на ухо: «Борька, так это твоя? Ну, ты молодец!» Потом подрулил еще один поддатый приятель и стал ржать. Я ничего не успел – Серега его оттащил в сторону и угостил о-очень смачной оплеухой. Больше тот не ржал.

К вечеру я выпросил у Гульнары пару бутылок водки и от печалей своих налимонился. Сидели с обеими Гульками, пели на два голоса «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?»

Одному Богу теперь известно, чем все это могло кончиться. Но мне на улице дали по башке и увезли в дальний совхоз строить кошары для овец. А когда через год я вернулся, то узнал, что Саня тот с семьей основной уехал в Россию. А Гульнара с дочкой – в Актау…

Я копал смотровую яму в гараже Бауржана. А сам шеф шлындал туда-сюда, что-то невнятно бормоча себе под нос. Потом вдруг резко тормознулся и рявкнул: «Ну, х… с ним! Попробуем!» Я глянул на него вопросительно, а Бауржан махнул рукой: «Копай, это я не тебе». Достал из кармана мобилу и опять начал ходить взад-вперед.

До меня доносились только обрывки его разговора: «Чингиз, дело такое… Я беру по семьдесят пять долларов за тонну… Нет, продаю с гарантией – как минимум, по девяносто… Десять идут тебе, а уж пять, ты меня, конечно, извини, оставляю себе… Да нет, дом у меня хороший, машина тоже есть, все у меня есть… Да просто засиделся я, охота поработать… Лады… Лады… Все, жду тебя!» Бауржан топнул ногой, подбросил и поймал телефон и подмигнул мне: «Вот как дела делаются!»

На следующий день появился тот самый Чингиз с тремя телохранителями убойного вида. Приехали они на джипе «Туарег», который по сравнению с полуубитым шестисотым мерсом Бауржана выглядел, как денди лондонский рядом с бомжом.

«Туарег» загнали в гараж, и Бауржан при гостях показал мне свой кулачишко: «Если хоть один комар сядет на эту машину – это будет последний день твоей жизни. Ты понял, обормот?» Маленький пузатенький шеф своими угрозами даже вызвал улыбку на лице Чингиза.

Банкет по случаю приезда важного гостя проходил на свежем воздухе. За столом сидели только шеф и гость. Телохраниели уныло слонялись по двору. Мы с женой и старшей дочкой шефа изображали обслуживающий персонал и носились туда-сюда со всякой посудой. Жратвы разнообразной было море, выпивки всякой – тоже хоть залейся. Это Бауржан колотил понты перед Чингизом – в потверждение своих слов, что у него все есть, просто поработать хочется. Но я-то знал, что все угощение покупалось на деньги, которые шеф еле выпросил у своих знакомых под людоедские проценты.

А тут оказалось, что Чингиз вообще не пьет ни водки, ни коньяка, ни вина, ни пива. Чай, кумыс, айран – вот были его напитки. Пришлось и Бауржану сделать вид, что бухло его тоже мало интересует, и что оно приготовлено специально для гостя.

Меня в этом банкете больше всего интересовал я сам. Исходя из лозунга дяденьки Мичурина – «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача» – я тихо-мирно в процессе беготни притырил в своем тайнике несколько больших кусков копченой конины и четыре бутылки водки. (Потом жена шефа Альфия обнаружила недостачу, и в кочегарке провели тщательный обыск. Но вещдоков не нашли, сам я был трезвый, и кониной от меня не пахло. Поэтому Бауржан плюнул и сказал: «Значит, это Чингизовы мордовороты сп… ли». )

Короче, выдал Чингиз деньги на покупку зерна Бауржану. И предупредил, чтобы отдача была в условленный день. Бауржан пучил свои честнейшие глаза, он был готов на Коране поклясться – типа, век свободы не видать, все будет чики-чики. Уехал Чингиз со своими быками на «Туареге» восвояси.