– Да, прошу заходить, – раздался брюзгливый голос.

Через мгновение они предстали перед божеством, которое не высказало желания, чтобы мисс Торн присутствовала при разговоре.

– Можете идти, Беатрикс, – произнес композитор с некоторым раздражением.

– Но вы?..

– Да, да. Оставьте меня одного с джентльменами.

– Хорошо, маэстро. Но умоляю вас, не утомляйтесь.

– Я прекрасно себя чувствую.

– У меня и в мыслях не было, маэстро, что вы плохо себя чувствуете. Вам просто не следует без надобности утомляться.

– Прошу вас, Беатрикс, уходите.

– Хорошо, маэстро. Но если я вам понадоблюсь, пожалуйста, позовите.

– Сомневаюсь, что вы мне понадобитесь.

– Но если все-таки…

– Тогда я вас позову. А сейчас, пожалуйста, оставьте нас.

Тяжело вздохнув, мисс Торн удалилась.

Маэстро встал встретить гостей. Он был невысокий, полноватый, еще не старый. Крупная голова, очки в роговой оправе. Правда, выглядел он несколько изможденным.

– Рад встрече, – произнес маэстро с еле заметным выговором кокни. – Я понял так, что вы по поводу «Орестеи». Кто из вас поет?

– Вы что, меня забыли, Шортхаус? – спросил Адам.

– О, Лангли, конечно, я вас помню. Глупо было с моей стороны спрашивать такое. Так вы переходите в Метрополитен? Надо же, в последнее время мы теряем наших певцов одного за другим. Пожалуй, я сыграю вам арию Агамемнона из второго акта. Это даст вам представление об опере в целом.

– Позвольте представить. Это профессор Фен из Оксфорда.

– Рад познакомиться. Очень мудро поступили руководители Метрополитен-оперы, пригласив в качестве агента такого образованного человека.

– Нет-нет, профессор никакого отношения к Метрополитен-опере не имеет.

– Но как же, ведь Беатрикс сказала…

– Она не хотела сообщать вам о нашем приходе и пришлось схитрить, – признался Адам.

– Это меня не удивляет, – спокойно заявил маэстро. – Она редко кого ко мне допускает. – Он подошел к окну и увидел «Лили Кристин». – Какой славный маленький автомобиль. Хорошо бы иметь такой.

– Но разве вам кто-то мешает приобрести автомобиль?

– Конечно, Беатрикс. Она буквально помешана на защите меня от шума. Попавшие в наш дом люди ходят очень тихо, как будто здесь покойник. Вообще-то такое положение меня раздражает. – Он повернулся к гостям: – Пожалуйста, садитесь куда пожелаете.

Они осмотрелись. Гостиная у маэстро была обставлена скромно. Кроме рояля «Стейнвей», занимающего большую часть пространства, из мебели был только высокий дубовый стол, заваленный нотными листами, за которым маэстро работал стоя, и несколько стульев. Фен и Адам очистили для себя от нот по одному и сели. В вазе стояли увядшие оранжерейные цветы, на стене покосившаяся фотография Беатрикс Торн и маэстро, смущенно глядящих друг на друга.

Маэстро заходил по комнате туда-сюда.

– Я понятия не имею, что происходит в доме. Беатрикс меня от всего оградила. Ну нельзя же так, в конце концов. Кстати, у вас ко мне, наверное, какое-то дело?

– Да, – сказал Адам. – Мы приехали поговорить о вашем брате.

– Ах, Эдвин. – Маэстро всплеснул руками. – И как он там поживает, мой дорогой мальчик?

– Но вам должно быть известно, что он умер.

– Ах да, конечно. Сегодня утром пришла телеграмма. И когда похороны? Впрочем, я, наверное, не приеду.

– Есть подозрение, что его убили.

Маэстро нахмурился:

– Убили? Вчера? Надо же как совпало.

– Что значит «совпало»?

– Должен вам признаться, – маэстро наклонился, словно желая сообщить что-то по секрету, – ведь я сам замышлял убийство Эдвина.

– Вы это серьезно? – спросил потрясенный Адам.

– Ну, разумеется, нет, – ответил маэстро. – Взгляните на меня. Разве я похож на убийцу?