– Вы гуляли один?

– Да. Вечер был темный, безлунный.

– Хорошо, сэр. – Мадж задумался. – А в вашем доме кто-нибудь видел, как вы вернулись после беседы с мистером Шортхаусом?

– Сомневаюсь. Я предупредил хозяйку, чтобы она не беспокоилась – приду поздно и запру дверь. Но вообще-то после ухода из театра я еще немного прогулялся.

– Вот как?

– Да. Не очень долго. Думаю, я вернулся домой где-то без двадцати двенадцать.

Мадж глубоко вздохнул, видимо собираясь задать еще вопрос, но его опередил Фен:

– А во время беседы с Шортхаусом вы мисс Хайнс не упоминали?

При этих словах девушка вздрогнула и встряхнула своими чудесными белокурыми волосами:

– А почему они должны были говорить обо мне?

Пару секунд Фен задумчиво ее рассматривал.

– Вопрос, конечно, деликатный, но при создавшихся обстоятельствах это рано или поздно все равно вылезло бы наружу. Я имею в виду тот факт, что Шортхаус был к вам, ну, скажем, неравнодушен.

– Я полагаю, что… – начала побледневшая Джудит и смущенно замолкла.

Мадж разрешил ситуацию с неожиданной для него мягкостью:

– Мы понимаем, что информация, полученная из вторых рук, не всегда достоверна. Так не лучше ли вам, мисс Хайнс, рассказать нам все самой.

– Дорогая, мне кажется, тебе не следует… – начал Стейплтон, но она его прервала:

– Инспектор прав. Лучше сейчас рассказать, тем более что все равно это станет известно. – Она помолчала. – Мы с Борисом любим друг друга, а мистер Шортхаус, как только я появилась в театре, начал… не знаю даже, как это назвать, ну, оказывать мне разные знаки внимания. Разумеется, я его никак не поощряла.

– И в чем это выражалось? – попросил уточнить Мадж, как будто не понимая.

Девушка вспыхнула и ответила чуть повысив голос:

– Не думайте, что он предлагал мне руку и сердце. Этого не было. Он хотел, чтобы я стала его любовницей.

Мадж сокрушенно покачал головой. Он был явно впечатлен.

– А вас, мистер Стейплтон, конечно, это возмутило?

– Вовсе нет, – ответила Джудит за Бориса. – Мы просто посмеялись над этим, и все.

Однако Стейплтон проявил твердость.

– Не совсем так, дорогая. – Он повернулся к инспектору: – Да, меня это возмутило. Но поскольку я полностью доверяю Джудит, то повода для беспокойства не было. Ведь никто не станет опасаться грабителей, находясь в доме, двери которого невозможно взломать.

Мадж посмотрел на Джудит:

– Не могли бы вы рассказать, как провели вчерашний вечер?

– Я весь вечер была одна и легла спать в половине одиннадцатого, – ответила Джудит.

– И вас, значит, поведение мистера Шортхауса не сильно возмутило?

Она пожала плечами:

– Поверьте, меня это не слишком удивило. Такое случаются сплошь и рядом.

Мадж сочувственно кивнул:

– Вы правы.

– Нам пора на ланч. – Стейплтон допил пиво и бросил окурок в камин.

Джудит встала, застегивая пальто, затем нерешительно повернулась к Адаму:

– Мистер Лангли, вам мисс Дэвис что-нибудь говорила об опере Бориса?

– Говорила, – ответил Адам. – И я согласен посмотреть партитуру.

– Боюсь, вы будете разочарованы, – грустно проговорил Стейплтон. – Но за любезность большое спасибо.

– Когда вы мне ее дадите?

– Партитура где-то в доме Шортхауса. Все зависит от инспектора. – Он посмотрел на Маджа.

– Я вам ее верну, – сказал тот, неожиданно повеселев. – Думаю, партитура к делу не относится.

– Но даже если мне ваша опера понравится, – сказал Адам, – продвинуть ее постановку будет не просто. И надеюсь, это вокальная партитура? Говорят, Лист мог сыграть всего «Тристана и Изольду» с листа по полной оркестровой партитуре, но я еще такого уровня не достиг.

Стейплтон улыбнулся:

– Я полагаю, это легенда. Вряд ли такое было под силу даже Ференцу Листу. Но у меня партитура вокальная. – Он замялся. – И я хочу вернуть ваш крем.