Вот бы так же получалось прыгать на уроках физкультуры! Преподаватель вечно корчил недовольное лицо, глядя на Анины попытки из раза в раз сдать ненавистный норматив. Если бы он видел этот прыжок, какое лицо скорчил бы? Никакое. Помер бы в первой же аномалии.

Аня сжала зубы и перемахнула еще одну лужу поменьше, а за ней еще и еще. Она поскальзывалась, падала, но цеплялась руками за землю, вскакивала и бежала дальше. Ступни ног уже начали ныть от прыжков, когда девушка добралась до знакомой сосновой аллеи с подвохом. Этот отрезок пути она преодолела легко, а вот свиньям, судя по паническим визгам, повезло меньше. От страха мозги у животных не работали совершенно: они перли сплошной толпой, повинуясь стадному инстинкту, и жадную аномалию не видели в упор. Сколько кабаньих душ она унесла, Аня выяснять не хотела – она уже на всех парах вылетела на улицу, едва успев ухватиться за молодое деревце и свернуть вправо. Тонкий ствол согнулся и с коротким треском переломился пополам, но девушка уже вписалась в поворот. Через секунду на дорогу вылетел первый кабан и протаранил заросли на другой стороне под хруст ломающихся веток. Следом появились другие животные, и вскоре маленький перекресток заполнился хрюкающим и визжащим стадом. Некоторые последовали примеру первого, убежав в кустарник напролом, остальные разбежались в противоположные стороны улицы, в том числе и вслед за Аней. Девушка понимала, что животным нет до нее дела – они бегут куда попало, однако легче от этого не становилось: она порядком устала, а деревенская улица подходила к концу. Дальше лежали неизведанные земли, и врываться в них на бегу было не лучшей идеей. Аня еще издалека заприметила дом на окраине и, перескочив через ветхую ограду, втиснулась в приоткрытую дверь. Шершавый косяк с остатками замка расцарапал ей плечо, но Аня была на адреналине и не заметила такую мелочь.

Дом, как и большинство его соседей, был пуст и пропах сыростью и пылью. В большой комнате неплохо сохранилась печь и немного мелкой утвари, разбросанной вокруг. В углу у окна одиноко грустил покосившийся раскуроченный шкаф, а открытые настежь дверцы демонстрировали пустоту его внутреннего мира.

Снаружи донесся топот и приглушенный треск ломающихся досок – похоже, один из кабанов снес гнилой забор. А что, если кто-то из них сдуру забежит в дом? Аня подняла глаза к потолку: между досками виднелись щели, а несколько сломанных частей перекрытия покоились на полу.

Залезть на чердак. Там можно переждать, пока животные успокоятся и разойдутся.

Аня покрутилась, прицеливаясь к дырам меж досок, выбрала самую широкую и подпрыгнула, вцепившись в край. Дерево заскрипело, но вес выдержало. Девушка подтянулась, забросила одну ногу, затем другую, помогла себе руками и буквально заволокла свое туловище наверх. Мышцы немели от напряжения и усталости, но она была на чердаке.

Как ни странно, тут оказалось не так грязно, как внизу: большие окна отсутствовали, и пыль сюда почти не заносило, только в одной из стенок виднелось маленькое квадратное окошко. Его двойник с противоположной стороны перекрывала криво приколоченная доска. Смахивая паутину и разгоняя потревоженных пауков, Аня пробралась в сухой угол между скосом крыши и потолком, где последний был наиболее цел, и умостилась там. С этого ракурса чердак выглядел даже уютно: щепки и обломки досок вовсе не казались мусором, паутина, свисавшая повсюду с комочками спутанных мелких насекомых, напоминала новогодние гирлянды. В бледной полоске света, сочившейся из окошка, лениво плавали крошечные пылинки. Несмотря на покинутость и мертвую пустоту всей деревни, этот дом словно все еще пытался быть домом, помнил, как это: быть живым, уютным, безопасным, хранил в себе память, ловил ее в паутине на чердаке, прятал в давно остывшей золе в печи, укладывал на донышко каждого горшочка, тарелки или чашки, завалявшихся в пыли, целых, разбитых, с отколовшейся эмалью, в трещинках и в пятнах ржавчины. Каждый их изъян хранил память о руках, что заботливо готовили еду, мыли, ухаживали, берегли. Дом помнил. И это притягивало к нему живых.