Огромный амфитеатр был забит до отказа, но некоторые секции пустовали. По виду немногочисленных слонявшихся там представителей Лозен понял, что данная часть трибун принадлежала периферийцам – не слишком дипломатичной, одной из самых загадочных рас обжитого космоса. Полковник привёл Лозена с офицерами в отдельно предоставленную коспехам нижнюю часть амфитеатра – выполнять полупредставительские-полуохранительные функции. Лозен покрутил головой, выискивая секции человечества. Терре выделили не слишком много места, особенно по сравнению с ксианами – самой многочисленной группой гуманоидов – но всё равно людей на заседании было предостаточною. Лозен усмехнулся, развеивая сомнения, посеянные Артой, но, вспомнив о ней, посерьёзнел. Он никак не мог разобраться в своих чувствах.

Вдруг ревевший вокруг гомон тысячеликой толпы усилился и пошёл на спад. Головы сидящих впереди повернулись к центру зала. Там на возвышении напротив трибун степенно прошествовал на свои места совет Союза Восьми.

Все встали.

Заседатели по очереди приветствовали собравшихся. После вступительных слов председательствующий ксианин предложил народам спеть гимн.

Зашевелился оркестр, коротко прогудели тональности. Дирижёр постучал по пюпитру, замер на миг с палочкой наизготовку, и во время взмаха музыка грянула, заставив море голосов бодро взять нужный темп.

Во мраке времён

погребён род тиранов,

и память о нём

словно шрамы на ранах.

Вставай, просыпайся!

Содружеством крепким

свободные расы

тиранов повергли.

И спины не согбены,

смотрим мы прямо.

Да будет же проклято

дело тиранов…

И всё в таком же духе. Если приглядеться: весь зал от плинтусов до высоченной потолочной лепнины был украшен многоуровневыми барельефами борьбы Восьми с безликими тенями древности, деятельное превосходство которых над другими расами стало притчей во языцех и страшилкой для деток на многие поколения вперёд.

Наконец, в центр залы вывели арестованных отрядом Лозена дефектных. С замиранием сердца Лозен узнал Арту. Представители рас долго распространялись о важности основ свободы и равенства, дефектные переминались с ноги на ногу и скучающе разглядывали окружение. Вердиктом оказались годы исправительных работ на лунах Тогно, и пленников увели в казематы под Столицей. Совет Восьми посетовал на всё ещё остающуюся призрачной надежду на правовое гражданское общество, но уверили всех, что миры отчаянно к этому стремятся, и призвали к общей клятве.

Все вновь поднялись и произнесли хором:

– Да не будет забыта жертва древних, объединившихся во имя равенства против тиранов. Да покроется навеки позором власть одного над другим. Клянёмся уважать чужую свободу и неприкосновенность жизни. Да будет нарушение этой клятвы караемо по всей разумной строгости.

Оркестр заиграл фоновую музыку, и присутствующие стали потихоньку расходиться. В поднявшемся рокоте толпы Лозен едва услышал, как к нему обращается громкий командирский голос.

– Капитан Ко, – позвал Лозена полковник, – ко мне на пару слов. В кабинет.

Лозен кивнул. Он хотел посетить Арту перед отлётом, а полковник мог приказать что-нибудь срочное, но он всё равно сначала отправился к нему. Лозен был уверен, что его позвали на собрание совета и тем более к полковнику в офис не просто так – Лозен ожидал повышения.

Лозен не отставал от шатающейся спины командира. В кабинете полковник сел, изучающе посмотрел на вытянувшегося Лозена, потом спохватился и указал на кресло рядом с собой.

– Садитесь.

– Есть.

Лозен присел на краешек, он хотел выдержать осанку, потом понял, что в таком положении он естественным образом начинает нервничать, поэтому откинулся на спинку кресла и расслабился.