Лайон попрощался с доктором и пошёл по лестнице вниз. Он почти сразу услышал шум: кто-то ругался в холле, отчего звуки разносились по длинному коридору, отскакивая от высоких потолков. Когда Лайон вывернул из-за угла, он увидел у стойки регистрации знакомые темно-русые волосы.
– … позовите лечащего врача или я вызову сюда полицию! – повышала голос Саманта Вудард.
– Женщина, вы бы могли не кричать? Больные не любят громкого голоса, – ответила женщина на регистрации.
– Да плевать я хотела! Зовите сюда лечащего врача!
– В самом деле, девушка, – сказал отчётливо Лайон, – вы же не хотите, чтобы буйно помешанные окончательно сошли с ума?
В голосе Лайона уже не было торопливости и северного акцента – лишь высокомерие и ирония.
– Вы? – искренне удивилась адвокатесса. – Что вы здесь делаете?
Нейгард кивнул на дверь, предлагая прогуляться. Она мгновение поколебалась, но пошла за ним.
На улице стало прохладнее – солнце спряталось за внушительную фиолетовую тучу, которую пригнал с моря западный ветер. Лайон предположил, что скоро будет дождь, и Саманта Вудард запахнула плащ.
Они прошли по тропинке вдоль лечебницы и остановились у полукруглой площадки со статуей Марии Энкельман. Постояли немного в тишине. Лайон догадывался, что девушка будет вне себя, если он выложит все карты на стол. Но ему не впервой говорить половину правды. Пока же они просто смотрели на каменную женщину и собирались с мыслями.
Первой молчание прервала Саманта:
– Как-то в школе я читала её биографию, – сказал она, не сводя взгляда со статуи женщины в докторском халате и с кипой историй болезни пациентов. Марии здесь было около пятидесяти, но скульптору удалось ухватить ускользающую красоту этой женщины и, несмотря на возраст, она получилась привлекательной. Лайон вдруг осознал, что она чем-то напоминает ему мать и внутри тут же хрустнуло. – Она первая выдвинула идею, что психические расстройства являются следствием нарушения химии организма. До неё считалось, что все болезни насылают боги.
– Да. Я тоже об этом читал.
– Так зачем мы пришли сюда?
– Вы не прорвётесь к Картеру. Доктор не пустил даже племянника.
– Что? У Лэнсберри есть племянник?
Лайон посмотрел на неё многозначительно.
– На что вы готовы пойти ради достижения своих целей, Лайон Нейгард?
– О! Вы запомнили моё имя! Это так мило! – Лайон улыбнулся до ушей.
– Мне по долгу службы приходится запоминать имена всех проходимцев, с которыми я общаюсь, – она сначала развернулась от него в пол оборота, выказывая безразличие, но потом не выдержала и спросила. – Вам-то Лэнсберри зачем?
– Скажем так, я не поверил в него и теперь хочу загладить вину, – Лайон неловко улыбнулся.
– Потом расскажете свою душещипательную историю. Сейчас нужно понять, как попасть к моему клиенту в палату.
– Доктор, вероятно, или в доле у мэра, или ничего не знает и верит в происходящее, как в единственно возможную истину. Второй вариант сомнителен – док не показался мне идиотом.
– Значит, вы тоже думаете, что Лэнсберри держат в психлечебнице насильно.
– В другом случае, меня бы здесь не было.
– И каков план?
– Я как раз над ним работаю.
– Работайте быстрее, мистер Нейгард. Иначе мы рискуем промокнуть под дождем, – поторопила Вудард, глядя на приближающуюся тучу.
– Этот дом был построен двести с лишним лет назад, так? – Саманта кивнула на его вопрос. – И он раньше был пансионом для девочек? Здесь должна быть чёрная лестница.
Лайон протянул Саманте руку.
– Мы не так близко знакомы, чтобы ходить под ручку, – фыркнула она. Лайон пожал плечами.
С обратной стороны, особняк не был таким ухоженным. Стены много лет не красили, кирпич кое-где обвалился и осыпался, а деревянные окна с черными мазками плесени, кажется, застали монархию. На этой стороне было две двери: одна, будто заваренная, не подалась, а вот другая открылась. Тут же на них выскочил мальчишка лет девяти и завопил: