Не каждый умеет быть благодарным, вот и Джахи не сумел. Вместо благодарности в душе завелся червячок ревности и грыз изнутри, и рос с каждым днем, питаясь завистью и обидой.

– Вы слышали? Младший брат спас старшего! Вон, вон они идут, смотрите.

Стоило услышать нечто подобное, проходя по улице, как жаркое солнце заволакивалось тусклой дымкой, а в глазах темнело. В ушах начинало звенеть, и гомон уличных зевак исчезал, оставляя Джахи один на один с уязвленным самолюбием.

Стоило матери обнять младшего сына, как ревность старшего поднимала голову, вызывая острую, почти физическую боль.

Он начинал вымещать эту боль на Шайни – щипал его исподтишка, пачкал одежду, дразнил и обзывал. Давил при нем его любимых букашек, с болезненным удовольствием наблюдая, как темные, блестящие глаза брата наполняются слезами.

Шайни никогда не жаловался, сносил все молча. Правда, пару раз бросался в драку.

Один раз это случилось из – за развороченного муравейника, второй – из – за котенка.

Они нашли его в саду – то ли кто – то из детей прислуги забыл питомца, то ли он сам пролез сквозь дыру в заборе, чтобы укрыться от жары в тенистых зарослях.

Крошечный, щуплый, с короткой голубоватой шерсткой, больше похожей на пух, он смотрел на Джахи кротко и доверчиво.

Джахи поднес его к лицу и дунул в розовый нос. Котенок чихнул и жалобно мяукнул.

– Отпусти, ему больно! Ты его сильно жмешь, – заволновался Шайни.

– Не выпущу! А захочу – и вовсе раздавлю! – подзадорил старший младшего и сдавил мягкое брюшко посильнее. В ответ раздался жалобный писк.

– Отпусти!!!

Шайни, словно маленький бычок, наклонил голову и атаковал брата. Они боролись в густой траве, забыв про котенка, который, конечно же, не стал дожидаться исхода поединка и сбежал. Пыхтели, тянули друг друга за волосы и за все, что подвернется под руку, пока их не обнаружила нянька и не заголосила на весь сад.

И опять они стояли перед суровым лицом отца, а тот, сложив руки на груди, буравил их острым взглядом, и грозный его голос метался под каменными сводами.

– Так – то ты платишь брату за спасение? Что ты за человек, Джахи? Бог оставил тебе жизнь, чтобы ты облагораживал свою душу, поднимался по кармической лестнице к свету…

– Он сам на меня набросился! – возмутился Джахи.

Шайни молчал и стоял истуканом, опустив кучерявую голову.

– Шайни, – обратился отец к младшему сыну, – это правда? Правда, что ты посмел начать драку со старшим братом?

– Правда, – прошептал тот, опуская голову еще ниже и заливаясь краской.

– Продолжай, – властно приказал отец, – рассказывай – из – за чего.

– Из – за котенка. Он мучил котенка…

– Ах, вот как, – произнес отец, – что ж, вижу, что вам обоим не хватает силы. Тебе, Шайни, нужно стать сильнее, чтобы научиться держать себя в руках. А тебе, Джахи – чтобы не обижать тех, кто слабее тебя. Сильный никогда не обидит слабого – запомни это.

На следующий день отец сделал братьям царский подарок. Вернее, сразу два царских подарка.

Но ни одному из них Джахи не обрадовался.

– Цезарь, ты в порядке? – на плечо легла тяжелая рука, и Завидский, очнувшись, вернулся в настоящее.

– А что со мной может случиться на собственном балконе? – ответил он вопросом на вопрос, поворачиваясь лицом к высокому, широкоплечему Эдмунду Макловски по кличке Гризли.

Он и правда, был похож на старого, обрюзгшего медведя. Рослый, неуклюжий и грубый. Даже фрак и бабочка не делали его изящнее. Даже очки в золотой оправе, которые он напялил на плоский нос и сквозь которые щурился маленькими, подслеповатыми глазками, не придавали ему ни грамма респектабельности.