Котэ Горделадзе пытался оспорить решение Бюро ЦК:
Берия и Меладзе стремились противопоставить ЦК КП(б) Грузии Заккрайкому в форме беспринципной групповой закулисной борьбы против первого секретаря Заккрайкома тов. Мамия Орахелашвили.
Горделадзе утверждает, что Берия приходил к нему домой, вызывал к себе и настойчиво требовал у него «придумать наличие групповой работы со стороны товарищей Марии Орахелашвили и Н. Бахтрадзе» против Берии. Горделадзе в резкой форме отказался и именно это посчитал причиной вынесенного ему выговора.
Вообще, далеко не все грузинские коммунисты были на стороне Берии в его конфликте с супругами Орахелашвили. Лаврентию даже пришлось снять первого секретаря горкома Кутаиси Квирикадзе, который писал в своей объяснительной записке: «Для меня не было понятно, почему так грубо Берия задевает Мамия Орахелашвили».
Мамия Орахелашвили
Мамия Орахелашвили, естественно, не мог стерпеть такого оскорбления и отправил Сталину письмо с просьбой об отставке. Скорее всего он думал, что его, уважаемого всеми старого большевика, оставят, а в отставку уйдет Лаврентий Берия. Однако Сталин считал по-другому.
20 июня 1932 года он пишет Кагановичу, Постышеву и Орджоникидзе:
Ну, дорогие друзья, опять склока. Я говорю о Берии и Орахелашвили… Мое мнение: при всей угловатости в «действиях» Берии – не прав в этом деле все же Орахелашвили. В просьбе Орахелашвили надо отказать. Если Орахелашвили не согласен с решением ЦК Грузии, он может апеллировать в Заккрайком, наконец – в ЦК ВКЛ. А уходить ему незачем. Боюсь, что у Орахелашвили на первом плане самолюбие (расклевали «его» людей), а не интересы дела и положительной работы. Все говорят, что положительная работа идет в Грузии хорошо, настроение у крестьян стало хорошее. А это главное в работе.
Привет. И. Сталин
Сталинское окружение прекрасно поняло смысл письма. Судьба Орахелашвили предрешена. Вопрос только во времени. Лазарь Каганович, ловивший на лету любые, даже скрытые сталинские желания, немедленно ответил:
В Закавказье действительно загорается новая склока. Вы безусловно правы, что здоровое начало, особенно в деловом отношении, на стороне Берии, Орахелашвили отражает ноющие, не деловые круги актива…
Однако Сталин не любил рубить с плеча. Он давал ситуации дозреть, а будущей жертве время помучиться, посомневаться и даже успокоиться. И только тогда наносил решающий удар. Летом 1932 года Иосиф Сталин опять отдыхал в Абхазии. Нестор Лакоба не только находился с Берией в дружеских отношениях, но к этому времени был ему как бы должен. Годом ранее Лаврентий сильно выручил Нестора: в Абхазии в селе Лыхны вспыхнуло восстание против коллективизации. Руководитель мятежа Ахмед Гицба заявил перед толпой восставших: «Одно из двух: или мы добьемся своего, или умрем. Но не допустим издевательства над собой». Для ликвидации чрезвычайной ситуации ввели части Красной армии и ГПУ. Из Тбилиси приехал сам Лаврентий Берия. Нестор Лакоба предложил восставшим выбрать своих уполномоченных и произнес перед ними речь. Он обещал крестьянам значительные уступки, в результате чего мятежники разошлись по домам. А Лакоба поклялся не только не наказывать крестьянских уполномоченных, но и воздал им почести: «их нужно хвалить за то, что они своим умелым подходом и руководством таким огромным сходом дали хороший исход». Комиссия из Москвы требовала отозвать Лакобу из Абхазии и провести массовые аресты. Берия сумел спустить дело на тормозах. Восставшие остались до поры до времени гулять на воле. Лакоба остался руководителем Абхазии.
И теперь, в 1932 году, поддержка Лакобы стала чрезвычайно важна, так как именно с ним, Орджоникидзе и Ворошиловым Сталин обсуждал конфликт в руководстве Закавказья. О ходе беседы Нестор немедленно сообщил Лаврентию. Черновик письма, написанный карандашом, сохранился в архиве Принстонского университета (США).