Я переболела им довольно быстро, тем более что мы продолжаем общаться и несколько раз в год ходим вместе на выставки и в театр. А вот Миталю потребовалось гораздо больше времени. Зато после нашего расставания вдохновение его практически не покидало - за три года он получил признание, а цены на его работы взлетели до невиданных высот. Он рисовал многих девушек, в том числе и обнаженными, но сияющего ореола любви ни на одной из этих картин не было. Эльфу удается не скатываться в пошлость, он воспевает красоту женщины, трепетно возводит ее на пьедестал. Именно это в нем ценят и именно этим восхищаются.

За все это время Миталь ни разу меня не нарисовал. Когда я как-то спросила его об этом, он рассказал, что согласен делиться сокровенным только тогда, когда оно перестает быть таковым.

И вот теперь он готов сделать следующий шаг.

Чувствую легкую эгоистичную грусть, оттого что перестала занимать такое же большое место в его сердце, как прежде, но радость за Миталя сильнее. Раз он готов меня отпустить, значит, созрел для любви, и у него появился шанс стать счастливым.

Видя энтузиазм и искру вдохновения в глазах Миталя, ем молча, чтобы насытиться побыстрее. Пока официант упаковывает остатки еды, уточняю:

- Я ведь смогу оставить одну картину себе?

- Только после окончания выставки.

- Договорились.

Когда проходим мимо Аррайдена, не отрываю взгляда от лица Миталя. Чувствую неожиданную ярость, исходящую от дракона, и это озадачивает. Если я все-таки ему не безразлична, почему он не может просто позвонить и предложить встречаться? Иногда мужчин понять очень сложно.

Слуга ставит короб с едой в багажное отделение. Миталь помогает мне сесть и велит кучеру трогаться. Затем улыбается:

- Твой дракон слишком эмоционально реагирует. Ты этого не почувствовала из-за моей ауры, но он весь вечер сверлил нас взглядом. Хорошо, что дуэли уже несколько сотен лет запрещены, иначе мне пришлось бы за тебя драться.

Криво улыбаюсь:

- Он не мой. Возможно, с его стороны все дело в уязвленном самолюбии.

- Не думаю.

Пожимаю плечами. Похоже, и на этот раз наши мнения снова разойдутся.

Кучер помогает перенести в мою гостиную мольберт, холсты, кисти, краски и прочие принадлежности для рисования, затем прячет упакованную еду в холодильный шкаф, прощается и уходит.

Эльф читает заклинание, благодаря которому на стенах, полу и мебели создается тонкий воздушный щит, защищающий от краски, а затем командует:

- Раздевайся.

Алое платье летит на кресло, следом отправляется нижнее белье.

- А что с волосами?

В изучающем взгляде Миталя восхищение соседствует с хладнокровным отношением художника к модели. Контраст будоражит, но и успокаивает тоже – раньше он не мог сдержать страсть и рассматривал меня только как желанную женщину. Хорошо, что больше в этом качестве я его не интересую.

- Оставь. Прижмись к спинке дивана грудью, - командует эльф. – Не так сильно! Голову положи на тыльную сторону ладоней.

- Смотреть на тебя?

Мгновение он обдумывает вопрос, затем отрицательно качает головой.

- Так хорошо? – приняв нужную ему позу, уточняю я.

- Божественно!.. А теперь не шевелись!

- И долго мне так сидеть?

- Я сделаю набросок и отпущу тебя спать… Ты же не будешь возражать, если я поживу у тебя несколько дней?

- Если не будешь мешать мне работать – не буду.

- Договорились.

- Договорились. Гостиная в твоем распоряжении.

Прежде чем слышу долгожданное разрешение отправиться спать, успеваю задремать в не особенно удобной позе. Проснувшись, пару минут растерянно моргаю, затем все вспоминаю и с любопытством подхожу к мольберту.

Набросок картины прекрасен. Изящные линии тела выглядят так красиво, что если бы не была уверена в обратном, подумала бы, что Миталь нарочно меня приукрашивает.