Я не учла одного: заботливый сын оберег себя от того, что нахальная работница тут же воспользуется коммом в личных целях: в настройках стояло ограничение – только одна учетная запись. Или у меня опять паранойя, и это всего лишь просчет настройщиков? Ладно, выйду на связь с номера пани Ханны и тогда уже объясню Бланке, в чем дело. Думаю, моим строгим наставлениям из детства не брать трубку, когда звонят незнакомцы, она давно уже не следует!

Комм расцветил нашу размеренную хуторскую жизнь новыми красками. Отчетов с меня никто не требовал, зато после бесед с сыном (пусть даже не ежедневных и коротеньких) пани Ханна повеселела и стала намного бодрее. Я же наслаждалась разговорами с Бланкой: она показала мне квартиру Тоби, куда недавно переехала (сюрприз, мама, сюрприз) и обновки, которых он ей накупил. Не могу сказать, что я была в восторге от того, что они съехались до свадьбы. И дело было вовсе не в приличиях, просто… Нет, я не смогла бы объяснить. Наверное, мне было трудно признать, что моя дочь повзрослела окончательно.

Однажды, не успели мы договорить, как вновь замигал значок вызова, и рука у меня сработала быстрее, чем голова. Пару минут мы с возникшим на экране незнакомцем пялились на друг на друга, потом он рявкнул:

– Кто вы такая, черт побери?

Мои мысли заметались, как испуганные выстрелом зайцы. Не требовалось особых усилий, чтобы понять, кого я имею честь лицезреть в два часа ночи! Мне захотелось втянуть голову в плечи и закрыть глаза руками, лишь бы не видеть этого тяжелого взгляда из-под гневно сведенных бровей. Поэтому я села, как можно прямее, откашлялась и максимально вежливо ответила:

– Доброго вечера, пан Тамм. Я – Виола, помощница вашей матери.

– Хороша будет с утра помощница, которая по ночам зависает в сети, – ответствовал мне пан Тамм. – Я установил комм для общения с матерью, а не для личных целей ее работницы…

Я вспыхнула.

– Если вы понимаете ценность разговоров с матерью, думаю, ничего страшного не увидите в том, что я пользуюсь вашим коммом, чтобы звонить дочери. И потом, пани Ханна разрешила мне…

– Дочери, значит? – его брови разгладились, но теперь уголок рта саркастически пополз вверх, – в два часа ночи? Нарушаете детский режим…

– Она взрослая…

Господи, да почему я вообще перед ним отчитываюсь! Великая проблема! Пару мгновений мы неприязненно разглядывали друг друга и молчали. Я не могла позволить себе роскошь выключить экран перед носом у собственного работодателя. Он, видимо, размышлял, есть ли смысл дальше удерживать в отчем доме нерадивую служанку… Странно, по голосу он казался намного старше, да и пани Ханне на вид уже под восемьдесят, и я была уверена, что пан Матс – мужчина в возрасте. Выглядел он, конечно, неважнецки, словно несколько дней пил, не просыхая: лицо опухло, глаза – в красных прожилках, щеки заросли неряшливой щетиной… Неудивительно, что он уже три дня не звонил матери. Но если я оценку его внешности провела мысленно, то он то же самое в мой адрес озвучить не постеснялся:

– Пани Отс обещала мне, что ее подруга, которую она так горячо рекомендовала, – он закатил глаза, будто бы вспоминая, и процитировал с издевкой, – «солидная пани сорока пяти лет». А я вижу особу, которая никак, извините, под эти характеристики не подходит. Я еще когда голос вас услышал, засомневался.

– Поверьте, на качестве моей помощи пани Ханне мой возраст никак не отражается!

– Так сколько же Вам?

Бестактность полная. Ну, ладно.

– Скоро тридцать шесть.

– И взрослая дочь. Которая живет отдельно и с которой можно общаться за полночь. Вы рано начали, пани Адер.