Или…

Или пытается что-то сказать, но тщательно дозирует информацию. Я совершенно запуталась. Выключила свет. И просто заплакала. А когда заснула, то во сне уговаривала себя, что все это нелепый, глупый сон. И завтра, проснувшись утром, я не найду никакого письма.

Наивная.

Утром письмо никуда не делось. Оно лежало на подоконнике поверх раскрытого романа. Я демонстративно задвинула шторы и, согрев чайник, позавтракала.

Настроившись на понедельник, оделась, покормила оголодавшую стайку за стеклом аквариума, болтающую о непогоде, и выпорхнула на улицу.

Действительно, с утра моросил дождь, добавляя цвета, вернее, глубины в окружающий пейзаж. Деревья и цветы, умытые и нарядные, просились на холст… Опять будоража мысли о заброшенной живописи и спасая от других, непривычных пока раздумий о неизвестном авторе.

Открывая двери лаборатории, я уже окончательно успокоилась и до вечера, как ни странно, ни разу не вспомнила о злополучном письме…

Из дневника Евы:

«23 августа 1998.

Воскресенье.

Бывает очень непросто начать разговор даже с самым близким на земле человеком.

Кажется, будто слова застревают на языке, цепляются за его сосочки, и единственное, что остается, – это проглотить их.

Мама, я надеюсь, что ты никогда не прочтешь эти строки.

Я пишу все эти слова, потому что иначе задохнусь или лопну под их напором.

Они такие колючие.

Я даже ненавижу себя, потому что допустила подобные мысли.

«Мир полон сюрпризов!» – так ты успокаивала меня, когда я скучала, ты заставляла верить в самые невероятные истории, чтобы поднять мне настроение.

Ты подсовывала мне новые книги, полагая, что они смогут отвлечь меня от грустных мыслей…»

Август баловал теплой погодой. Я жила в предвкушении замечательной поездки. Специально прогуглила и выбрала наиболее интересные экскурсии. Тур в Хорватию – моя самая трепетная и хрустальная мечта.

Вообще, я очень люблю путешествовать. И все деньги, которые остаются благодаря моему спартанскому образу жизни,

я трачу именно на этот вид человеческой деятельности. Еще я делаю небольшие зарисовки и фотографирую памятники или пейзажи с необычного ракурса. Коллекционирую впечатления, записывая самые первые мысли, которые приходят в голову, едва я ступила на землю новой для меня страны.

Ничто не омрачало подготовку к отъезду. Ничего сверхординарного или хоть чуточку необычного. Никаких писем и звонков.

Тишина.

Я решила, что завтра заеду к Дореми попрощаться, а через два дня буду уже в Москве. Переночую в Измайлово, а утром снова самолет. На этот раз прямиком в Дубровник!

И да здравствует море, отдых, новые впечатления, встречи и снова…

Да здравствует море!!!

В самом радостном и беззаботном расположении духа я открыла двери университетского общежития, сразу даже не обратив внимания на какой-то глухой удар за ними. За дверьми, ведущими в мою обитель…

Когда я вошла, он был еще жив. Мужчина лежал на полу. Глаза, обращенные в небо, были открыты. Правда, небо ему заменял высокий потолок нашей пятиэтажной общаги.

Возможно, это был какой-то самый последний безотчетный импульс… Он протянул мне руку и произнес:

– Теперь нить оборвалась! – Его рука дрогнула, и он как-то сразу изменился в лице, словно окаменел.

Я стояла прямо у дверей, не в силах пошевелиться. Этот незнакомый человек был первым, кого я видела мертвым…

Винтовая лестница – не самое удачное изобретение человечества. Крутая и узкая, она устремилась вверх.

Как ни странно, меня не тошнило, да и вообще не было никаких неприятных ощущений. Я смотрела на него, как на опустевший сосуд. Как на тело, из которого только что выскользнула жизнь…