Она вскинула руку, чтобы помахать мальчику и его отцу, ощутила, как ладонь, вместо того, чтобы зачерпнуть теплый воздух, проехалась по чему-то гладкому, скользкому и прохладному, нахмурилась, замотала головой. Веки дрогнули, и яркая картинка начала смазываться, дробиться перед глазами. Откуда ни возьмись в голову вполз пронзительный электронный писк, и море мгновенно выцвело, солнце погасло, исчез смолистый запах сосен, а затем Катерина открыла глаза и уставилась в обернутую белоснежной хлопковой наволочкой подушку. Рядом, на тумбочке, разрывался будильником мобильный.

В груди больно толкнулось что-то неприятное, тяжелое, холодное. Застряло в горле, сдавило дыхание, закрутило, замутило, и Катерина, подавившись всхлипом, вдруг заплакала, до боли сжимая в пальцах угол подушки. Это было так жестоко, так бесчеловечно: ей зачем-то ярко и объемно показали то, чего у нее никогда не будет. Визуализировали несбыточную мечту, заставили на мгновение поверить в то, что это все происходит с ней наяву. Эта любовь, безбрежная, бесконечная, такая, которая выпадает лишь раз в жизни и которую ей не довелось испытать… И никогда уже не доведется, потому что все кончено, жизнь кончена, все погибло, не успев даже начаться…

Реальность, в которой ничего подобного никогда не происходило и не произойдет, навалилась на Катерину со всей своей безжалостностью. Сердце, словно разодранное в кровь, ныло и саднило в груди, горло жгло слезами, и Катерина из последних сил удерживалась, чтобы не завыть в голос, не заголосить, не заорать. Не напугать вышколенный персонал этого шикарного пятизвездочного отеля. А то еще, не дай бог, позвонят продюсеру, который и заказывал здесь для нее номер, тот тоже примчится, предложит вызвать врача, взволнуется – шутка ли, с режиссером проекта истерика на пустом месте. Дойдет до группы, поползут слухи, святая троица – Вася, Петя и Юра, знакомые с ней еще по Москве, – добавят старых сплетен, и все полетит в тартарары.

Нет, нет, нужно брать себя в руки. Прекратить этот глупый, никому не нужный срыв, успокоиться, прийти в себя. Что же делать, есть на свете женщины, которые созданы для любви, для того, чтобы быть верными спутницами и заботливыми матерями. А она – так уж вышло – не из их числа. Ее предназначение, то, что не дает окончательно опуститься и махнуть на все рукой, – это работа, радость созидания, воплощения и пробуждения к жизни своих замыслов. И теперь, после стольких лет, эта работа наконец у нее была. А значит, как бы ни было больно, нужно подниматься и идти вперед.

Двигаясь, словно сомнамбула, Катерина спустила ноги с постели, добралась до соседней комнаты, где находился спрятанный за деревянной панелью холодильник, достала из него уже ополовиненную бутылку виски и сделала несколько глотков из горла. Пряная жидкость приятным теплом разлилась по телу, и сразу как-то легче стало дышать, и грудь перестали теснить рыдания. Катерина аккуратно завинтила крышку и, подумав, упаковала бутылку в сумку, прикрыв сверху упаковкой влажных салфеток. Пришла вдруг непрошеная мысль о том, что человек, оплачивающий ей этот номер, конечно же, увидит в счете отдельную строку за пользование мини-баром, поймет, что она пила тут, в одиночестве, но Катерина затолкала ее подальше. Затем нашарила тут же, в кармане, упаковку мятной жвачки, сунула в рот подушечку и уже увереннее, спокойнее чувствуя себя, вернулась в спальню.

В глаза тут же бросился валявшийся на кресле вчерашний карнавальный наряд. Серебристая парча, тяжело стекавшая с кресла на пол, шелковая лужица головного платка, сиротливо свесившая шелковые завязки маска. Все это, накануне казавшееся таким изысканным, таинственным, нездешним, теперь, при свете дня, отдавало дешевой бутафорией. Шелуха праздничного вечера, фальшивые блестки, позапрошлогоднее конфетти…