Он протянул руку и взял лежавший рядом с настольной лампой хронометр – подарок одного очень крупного и известного бизнесмена, знак благодарности за то, что Валерий спас его дочку от похитителей. Часы были изготовлены в Швейцарии из очень диковинного материала: из этого материала делают обшивку для "Шаттлов". Стоили часы безумно дорого – главным образом, из-за того, что были супернадежны: производитель давал гарантию на две тысячи лет; они могли лежать в воде, вариться в кипятке, жариться на сковородке, их можно было долбить молотком и кидать под колеса тяжелого грузовика, и все равно они продолжали идти, и идти очень точно; в очереди за чудо-часами стояли миллиардеры всего мира, а те, кто победнее – миллионеры и прочая шушера – пока только облизывались, потому что выпускались эти часы даже не мелкими партиями, а штуками. Единственным обладателем такого хронометра в России был Валерий Топорков по прозвищу Стреляный.

Свое прозвище он получил не зря: за тридцать семь лет жизни бывший капитан спецназа, обладатель черного пояса по каратэ и чемпион Вооруженных Сил России по стрельбе из автомата Калашникова, а также рекордсмен в стрельбе по-македонски – из двух пистолетов одновременно – успел многое: побывать во всех "горячих точках" – от Афганистана до Чечни, обрести множество боевых друзей, помочь огромному количеству несправедливо обиженных и оскорбленных людей и поставить прочный заслон на пути кровавого беспредела, мутными волнами захлестнувшего в последние годы нашу Родину.

Родина – это слово не было для Топоркова пустым звуком. Он прекрасно знал, что должен сделать все от него зависящее, чтобы жизнь в этой некогда прекрасной, сильной и великой стране завтра стала лучше, чем сегодня. И он делал для этого все, что мог.

Топорков взглянул на светящийся циферблат – стрелки показывали половину третьего ночи. Под ложечкой засосало в томительном ожидании чего-то неотвратимого, чего-то такого, что в ближайшие дни в корне изменит всю его жизнь. Но Валерий не верил в предчувствия: там, в Афгане, выживали только те, кто полагался не на приметы, а на свои тренированные мускулы, верный АКС и плечо друга, который, если потребуется, прикроет тебе спину.

Он потер волевой подбородок с ямочкой посередине, провел мощной широкой ладонью по коротко стриженому затылку – так надо, чтобы в схватке враг не смог ухватить тебя за волосы и пригнуть к земле – и подумал: "Нет, ерунда. Это все глупые фантазии. Надо лечь и постараться уснуть – предстоит тяжелый день". И только он так подумал, как раздался телефонный звонок – Валерий даже вздрогнул от неожиданности.

Топорков жил один, он давно привык к ежеминутному риску, но считал, что не вправе рисковать жизнью другого, близкого ему человека. Поэтому в доме у него не было даже собаки, и неожиданный ночной звонок никого не мог разбудить.

Уверенным жестом он снял трубку. Сердце кольнуло воспоминанием: выжженные палящим солнцем афганские горы, столбы пыли до самого неба, стрельба, взрывы гранат, крики врагов… И он крутит ручку полевого телефона, кричит в трубку надрывно: "Цветочный! Цветочный! Срочно пришлите подмогу!", но связи нет, и никто на том конце провода его не слышит. А друзей все меньше и меньше, они падают, сраженные душманскими пулями, и вот уже остался последний магазин с патронами, и тогда старший лейтенант Топорков…

Валерий подавил вздох и четко, по-военному, сказал:

– Топорков слушает.

В трубке послышалось сосредоточенное сопение, и затем немного хриплый мужской голос – о, он знал этот голос слишком хорошо! – сказал: