– Да, сэр, – ответила я.

– Если хотите, отправлю прямо сейчас, пока у меня все открыто, – услужливо подсказала Кейт.

– Идешь? – спросил Триггер у Кейт, стоя на пороге в пальто.

Было половина четвертого. Триггер имел личное место на автостоянке, чему был обязан трещине в бедре (что, как ни странно, не мешало долгим прогулкам, которым он посвящал бо́льшую часть выходных и праздников), и Кейт обычно просила подвезти ее до перехватывающей парковки.

– У меня еще есть дела, Триг, – ответила она. – Спасибо. Увидимся завтра.

Я удивленно взглянула на Кейт. Частенько после оперативной презентации она настолько выматывалась, что уходила намного раньше обычного.

– Фрости еще не прислал тебе письмо? – спросила она, когда Триггер ушел.

В управлении наступила тишина, даже громкоговоритель в коридоре молчал уже около часа.

– Прислал, – ответила я.

Письмо пришло с час назад, но я была слишком расстроена и разочарована, чтобы об этом рассказывать.

– И?..

– Они даже смотреть не стали. Мол, им хватает и текущих преступлений.

– Я же тебе говорила.

Толку от ее ответа было мало, но, по крайней мере, она проявила хоть какой-то несвойственный ей интерес.

– Оперативники только и думают, как улучшить показатели в угоду министерству, – возмутилась я. – Борьба с преступностью, раскрываемость и все такое. Если они не могут распутать какое-то дело, то притворяются, будто ничего вообще не случилось, никакого преступления не было. И им совершенно наплевать, что они работают с живыми людьми. Все сводится к статистике и поиску легких путей. Порой это меня с ума сводит.

Полчаса спустя мы вместе поднимались по склону холма к автобусной остановке. Кейт раньше со мной не ходила, даже когда мы направлялись в одну и ту же сторону и в одно и то же время. В четыре часа я выключила компьютер и пошла вымыть чашку. Когда я вернулась, Кейт уже стояла в пальто, и в итоге мы отправились на остановку вместе, будто всегда так и делали.

– Тут ведь еще проблема в том, – сказала я, слегка запыхавшись на подъеме, – что у нас даже жары особой не было, или необычно холодной зимы, или еще чего-нибудь в этом роде.

– Или наводнений, – добавила Кейт, чьи длинные ноги успевали без каких-либо усилий сделать один шаг там, где мне требовалось два.

– И, как я говорила на презентации, далеко не все они были стариками. Той, что нашли в пятницу, было сорок три. А женщину из Хэмпшира помнишь? Которую нашли в Бэйсбери? Всего двадцать один год. А другой – тридцать девять.

– Тебе-то самой сколько? – спросила Кейт.

– Тридцать восемь.

Она усмехнулась – усмешкой женщины, которой еще не было и тридцати и которой казалось, что до сорока еще очень и очень далеко.

– Не могу представить ничего ужаснее, чем умереть в собственном доме и остаться там гнить, – тихо сказала я, проходя мимо автоматических дверей аптеки и наслаждаясь коротким порывом теплого воздуха.

– Ты же все равно будешь мертвая и ничего не узнаешь, – пожала плечами Кейт.

Я прикусила язык.

«Представь, что это вовсе не конец, – хотелось сказать мне. – Представь, что ты смотришь на собственное разлагающееся тело и понимаешь, что вокруг нет никого, кто хотя бы поинтересовался, отчего тебя давно не видать».

– Тебе не кажется, – снова заговорила я, с тоской вдыхая аромат, исходящий из пирожковой на углу, – что окружающие должны были хоть что-то заметить? Особенно в случаях с теми, кто помоложе. У них наверняка были семьи, коллеги, друзья. Даже если они не работали, они должны были регистрироваться на бирже труда или что-то вроде того. Не так-то легко просто взять и исчезнуть.

– Пожалуй. Думаю, если я пропаду на пару дней из «Фейсбука», про меня начнут расспрашивать.