Остановились мы в харчевне «У Васюты». За стойкой, судя по всему, сам Васюта. Дородный детина с бородой-лопатой и раскосыми глазами. Дядя с ним быстро сторговался о постое и еде. Как сказал нам Радомысл, надобно кости остудить и желудок усладостить.

В Смоленске мы пробудем два дня. Послезавтра на рассвете продолжим наше путешествие. Сегодня отдыхаем, а завтра каждый сам по себе. Это не мои слова, это все дядя вещал. Раз сам по себе, значит, займемся делами нашими насущными. Эса, надеюсь, сегодня заскочит ко мне на ночь. Пошловато звучит. Если бы не клятва эта, я бы приударил за красоткой. А так – не то, будто буду пользоваться своим привилегированным положением ее сюзерена, это сродни молчаливому насилию.

До вечера я побродил по городу, особо пытаясь никуда не вляпаться, причем во всех смыслах. Здесь хватало как лошадиных яблок, так и лиц с жутковатыми лицами. Теперь понятно, куда все разбойники стекаются. В городах шансов присмотреть тяжелую мошну купцов будет больше, чем на простой дороге.

Промаявшись бездельем в ожидании вечера, я вернулся в харчевню. Там уже набилось народа, как кильки в бочке. Моя компания в обнимку с охранниками варягами распивала хмельные напитки и, судя по раскрасневшимся мордам, находилась в изрядном подпитии. Не маленькие детишки, не набедокурят, я думаю. Поэтому с чистой совестью поднялся в свою комнату. Надо отметить, что я и дядя получили одноместные номера, наверное, из-за статуса родственников Гостомысла.

В ожидании Эсы я прилег на кровать и уснул. Дорога верхом на лошади кажется только в первые часы езды чем-то интересным и приятным. Через три-четыре часа начинается жуткий дискомфорт. А через полдня пятую точку так натирает, хоть вой. Через день езды начинаешь ненавидеть седло, а через два дня возникает желание пристрелить лошадку, несмотря на любовь к любой животинке. Поэтому усталость взяла свое, и я наглым образом вырубился.

Мне снился какой-то бред. Будто я был великаном с огромной головой. И у меня в ноздрях поселилась стайка пушистых кроликов, которые там устраивали ралли. Нестерпимо хотелось чихнуть и выселить этих няшных негодяев. Только жалость останавливала от этого действия. Наверное, мне удалось победить свою любовь к зверькам, и чихнул я знатно, что называется, от души.

Проснулся я как раз от своего чиха. Свет от полной луны освещал мою скромную обитель. Напротив моей кровати у противоположной стены сидела Эса. Так обычно маленькие дети сидят, растопырив ножки в стороны, попой опираясь об пол. Выражение лица моего вассала было на грани между возмущением и растерянностью. В руке она держала белое перо. Откуда только она его достала?!

Сложив свой сон, чихание и перо, можно предположить, что эта мелкая проказница по имени Эстрид ковырялась в моем носу этим самым пером. То ли мой чих был слишком неожиданным, то ли она не предполагала такой моей реакции, но в итоге оказалась на полу, наверное, не случайно. Не мог же я ее отправить в полет своим богатырским чихом?

Эса невозмутимо вскочила, поправила свою одежду и незаметным движением спрятала перышко. Вот как она это делает? Куда она дела вещдок совершенного преступления – пытки носа сюзерена?

– Я рада, что смогла тебя разбудить, спишь ты, словно глухой и бесчувственный медведь в зимней спячке, – вежливо обронила воительница.

– Ковыряние в моем носу – это называется «смогла разбудить»?

– Не понимаю, о чем ты, – сделав лицо кирпичом, парировала она.

Едва сдерживая смешок, я вальяжно сел на кровати и взглянул на нее. Эса, закатив глаза, отвернулась. Кажется, она тоже прячет улыбку.