Вот это поворот. Получается, Ларс не очень-то и любим отцом.

– Я жил надеждами, что Сигурд поведет наш народ к величию. Ты помнишь Сигурда? – Отец с надеждой пригвоздил меня взглядом.

– Очень смутно, будто во сне.

Я не рискнул разочаровать своим незнанием этого поистине легендарного человека.

– Твой старший брат был моей надеждой в деле процветания словенов.

Вот так-то. А Ларс? Этот человек выделил старшего сына и забыл про других своих детей? Не мне его судить. Я-то – попадашка. Я не Ларс. Я – Игорь.

Словно прочитав мои мысли, Гостомысл нахмурился.

– Я был не прав. Не должно отцу выделять средь своих детей лучшего.

Спасибо, утешил. Лучшего? Он даже не понимает, что говорит. То есть лучший погиб, а остался Иванушка-дурачок? Ларс? Я начал заводиться. Меня начинает напрягать эта ситуация.

– Умила сказала, что ты позвал меня на вече как своего наследника. Это так? – Я решил сменить тему, пока не наговорил лишнего.

– Так и есть. Ты – единственный мой сын. На вече будем решать, когда идти в поход на Гунульфа. И я хотел бы, – Гостомысл чуть приосанился, – чтобы ты повел наших воев и отомстил за братьев и всех погибших словенских воинов.

Бинго! Именно об этом я думал вчера перед сном. Когда Умила сказала, что на вече будет поднят вопрос о мести за смерть братьев, я понял, что это идеальный способ инсценировать свою смерть. Где, как не на поле боя, можно сделать «трупик»? Я хотел спросить про место в походе, думал, что меня не отпустят как единственного наследника, поберегут. А тут вон оно как. Я завис. Или это Гостомысл меня хочет слить? Я же не Сигурд, которого, наверняка готовили на место вождя племени. Да нет, глупости. Это во мне говорит недоверие и подозрительность, своейственные людям моего века.

Отец напряженно смотрит на меня, ждет реакции. Думаю, что он считает это предложение подарком. Знаком уважения к моему статусу наследника.

Надо как-то отреагировать, но меня опередил шум входящих в зал старейшин. По указанию Гостомысла я сел в отведенное мне место за его спиной. Начиналось вече. Я вдруг осознал, что присутствую на историческом событии. Новгородское вече – это же первый прообраз русской демократии. Не той демократии, которая сложилась в постсоветский период, вобрав в себя традиции европейского парламентаризма, а той исконно русской демократии, которая могла бы дать фору древнегреческим полисам. Подсознательно я ожидал увидеть бородатых бояр, виденных мной в фильмах. Реальность оказалась несколько прозаичнее. Это были обычные люди, которых видел на пристани. Да, большинство седовласые старцы, но в это время еще нет такого резкого расслоения между бедными и богатыми, как в моем времени. Здесь люди более открытые, более искренние. Даже негатив они стараются высказать в лицо, не боясь за свое будущее.

Вече раскрыло словенов в новом ракурсе. Этот народ интересен своей сплоченностью, которую я редко видел в мое время. Они единогласно решили пойти войной на Гунульфа в конце лета, после сбора урожая. Как я понял, сейчас середина весны. Поход через три-четыре месяца. Этот момент я упустил. Не думал, что так долго придется ждать. А тут люди практичные. Сначала собрать урожай, а только потом – мстить.

Мое назначение на роль предводителя похода даже не оспаривалось. Странные люди. Мне, как сказала Умила, всего лишь семнадцать лет, а эти люди дают под мою руку целое войско. Но я рано удивлялся этому. Оказалось, что помогать мне в нелегком ратном деле будет мой дядя Радомысл, родной брат Гостомысла. Я так понимаю, именно Радомысл и станет руководить парадом, а я буду кем-то вроде свадебного генерала. В принципе, тоже неплохо. Мой дядюшка будет вечером, его ладью видели вчера в дневном переходе. Вот и познакомимся.