– Слушай, Николя, – Вилен сразу перешел к делу, – мне нужно поговорить с директором Третьяковки. Можешь организовать?

– А тебе зачем? Я уже с ним разговаривал. Пустой номер. Он в это время в командировке за границей был. Поверь, зря прокатаешься и время потеряешь.

– Да, нет, Николай, у меня немного другая задумка.

– Какая?

– Потом расскажу. Организуешь встречу?

В трубке ненадолго повисло молчание.

– Хорошо, сейчас позвоню директору, скажу, что приедет мой коллега.

– Спасибо, Николай! Надеюсь, моя идея выгорит, тогда расскажу.

– Хорошо. Зовут его Никанор Иванович. Запиши.

– Запомнил.

– Кстати, очень приятный и интеллигентный мужчина, так что ты там соответствуй, – наставлял его Николай.

– Есть, товарищ капитан.

– Сейчас позвоню, скажу, что в течение часа будешь у него. Успеешь?

– Конечно, успею. Спасибо, Николай.

– Ладно, все, давай, работы по горло.

– Пока, – Вилен положил трубку, быстро оделся и вихрем спустился на улицу.

До Третьяковской галереи от дома по набережной Вилену было идти минут двадцать пять. Легкий морозец ускорял движение. Вскоре он увидел здание Государственной Третьяковской галереи. «Ах, Павел Михайлович, какой же вы умница, Москве и стране такой подарок сделали. Вот это были люди!» – подумал Вилен, глядя на здание семьи Третьяковых, в котором расположилась картинная галерея. Полюбовавшись немного зданием, Вилен поспешил к служебному входу.

На проходной вахтер внимательно, буквально с ног до головы оглядел Вилена, видимо, в связи с последними событиями, и строго спросил:

– Вам чего, гражданин?

– Здравствуйте, я к Никанору Ивановичу. Сикорский моя фамилия. Он в курсе. Ему звонили с Петровки, 38, – лаконично ответил Вилен.

Услышав слово «Петровка», вахтер приосанился, взял трубку и важно стал набирать нужный номер.

– Доброго здоровья, Никанор Иванович, к вам тут, это, – он поднял глаза на Вилена, – с Петровки, 38 пришли… Понял, пропущу. Будет сделано.

– Проходите, товарищ, – уже вежливее сказал он, – второй этаж, там табличка.

– Спасибо, товарищ, – ответил Вилен, еле сдерживая улыбку.

Он взбежал по лестнице и буквально носом уткнулся в медную табличку с гравировкой «Директор Никанор Иванович Соколов».

Вилен постучал.

– Да, да, входите, пожалуйста.

Навстречу из-за стола поднялся интеллигентного вида, немолодой мужчина в очках с аккуратно зачесанными назад седыми волосами.

– Добрый день, – поздоровался Вилен, – моя фамилия Сикорский, Вилен Юльевич.

– Я в курсе, мне звонил товарищ Сухоцвет, сказал, что вы подъедете. Присаживайтесь, – показал он рукой на стул. – Только я все уже рассказал товарищу Сухоцвету, даже не знаю, чем смогу быть еще полезен.

– Спасибо, Никанор Иванович, знаете, я бы хотел поговорить немного о другом.

– О другом? – удивился «хранитель наследства Третьяковых». – И о чем же, позвольте узнать?

– Не о самом ограблении, – попытался начать Вилен издалека, но при слове «ограбление» лицо Никанора Ивановича разом потемнело, видно было, что эта тема ему крайне неприятна. Вилен запнулся и, слегка прокашлявшись, поспешил немного сгладить формулировку: – Я имею в виду последнее событие…

– Я понял, понял, молодой человек, о каком событии идет речь, – раздраженно перебил его «хранитель» и, взяв себя в руки, продолжил уже более спокойно: – Тогда о чем же?

– О Валевиче, – сразу перешел к делу Вилен.

– О Валевиче? – удивился Никанор Иванович. – Я считал, что на Петровке должны преступников искать, а не художником, который написал украденную картину, интересоваться. Вам это не кажется странным, молодой человек? Вы там не забыли часом, как называетесь? – в его голосе зазвучало плохо скрываемое недовольство. – Могу, если угодно, напомнить: Московский уголовный розыск. Уголовный, молодой человек. А по части биографий великих художников, знаете ли, это наша работа, а не ваша. Так что простите меня, милостивый государь, я не вижу смысла тратить ваше и мое время, – резко подытожил разговор директор.