Он подавился негодованием и замолк. Некоторое время он лежал и глубоко дышал, потом вдруг улыбнулся:

– Угадаете, что я сделал?

– Нет.

– Кое-что учудил. Я не стал ждать, пока сломаюсь и яма поглотит меня по частям, – я воззвал к яме. Я попросил о выходе, и яма пришла ко мне, и я погрузился в нее так, как приличествует мужчине.

– Я тоже.

На лице собеседника вновь выразилось негодование. Потом он спросил:

– Сколько нас в этой комнате?

– Только вы и я.

– Хорошо. Отлично. Это значит, что мы – исключительный случай. Будьте уверены, не многие способны взмолиться о таком выходе. Большинство проводит жизнь, страшась этого. Вы потеряли сознание, когда спускались?

– Да, через некоторое время.

– Я – почти сразу. Беда в том, что я возвращаюсь туда, снова и снова. Жаль, что я не послушал их совета и не снял форму.

– Вы спускались в форме! – ужаснулся Ланарк.

– Да. Пояс, сапоги, галун, медные пуговицы – много всего. Я взял с собой даже пистолет в кобуре.

– Зачем?

– Думал сдать его здешнему командующему – символический жест, знаете ли. Но здесь нет командующего. Этот пистолет вдавило в мое правое бедро, и он проделал там борозду. Наверное, от этого я и умираю. Форму я бы еще пережил, но не револьвер.

– Вы не умираете!

– Умираю, я это чувствую.

– Но чего же ради мы прошли через эту яму, черноту, через этот пресс, даже старались остаться людьми, если нам назначено умереть? Если вы умрете, то ваши муки и борьба окажутся бесполезны!

– Я смотрю на дело не так мрачно. Хорошая жизнь – это борьба за то, чтобы, несмотря на трудности, быть человеком. Многие молодые люди знают об этом и борются вовсю, но через несколько лет жизнь становится легче и они решают, что уже сделались людьми, но это не так – они просто прекратили стараться. Я вот прекратил стараться, но моя жизнь была так переполнена трудами, что я бы этого не заметил, если бы не болезнь. Вся моя профессиональная деятельность была не чем иным, как болезненным и отчаянным нападением на мою человечность. Осознать себя раненым и умирающим человеком – это уже достижение. Кто может превзойти умирающего царственным величием?

Вялая речь перешла в едва слышное бормотание.

– Сэр! – пылко воскликнул Ланарк. – Надеюсь, смерть вам не грозит!

Сосед улыбнулся и пробормотал:

– Спасибо, мой мальчик.

Тут же на всех видимых частях его тела заблестел пот. Сжав обеими руками одеяло, он выпрямился и произнес резким командным тоном:

– А теперь мне стало жутко холодно и очень даже страшно!

Лампа погасла. Ланарк соскочил на гладкий пол, поскользнулся, упал и на четвереньках добрался до соседней кровати. В пробежавшем по ней перламутровом луче он разглядел тело, лишь наполовину прикрытое одеялом, свесившуюся вниз голову, руку, которая касалась пола. Резиновая трубка была выдернута, и на повязке расплывалось темное пятно. Подбежав к своей кровати, Ланарк схватил радио и щелкнул выключателем.

– Дайте доктора Манро! Доктора Манро мне!

Ему отозвался отчетливый тихий голос:

– Простите, кто это говорит?

– Меня зовут Ланарк.

– Доктор Ланарк?

– Нет-нет! Я пациент, но тут человек умирает!

– В самом деле умирает?

– Да, умирает, умирает!

В радио послышалось: «Пусть доктор Манро быстро сообщит доктору Ланарку: человек умирает в самом деле. Повторяю: человек умирает в самом деле».

Через минуту в палате зажегся свет.

Ланарк сидел на кровати и рассматривал соседа, вид у которого был вызывающе мертвый. Челюсть у него отвисла, глазницы, как выяснилось, были пусты. На полу, рядом с рукой, расплывалась лужица, вытекавшая из резиновой трубки. Вошел доктор Манро и быстро шагнул к кровати. Поднял руку соседа, пощупал пульс, подтянул тело на матрас, потом закрыл кранчик у подвешенной бутылочки. Взглянув на Ланарка, который сидел на краю постели в белой ночной рубашке, он спросил: