– Я не понял вас, Камал Джаганатх, кого я должен съесть?

– Не съесть, а поглотить, – в резкой форме отетил Ананта Дэви, поражая меня тем, что, как, оказывается, мог толковать подобным образом со мной, будто плохо справляясь с собственными нервами. – Вы должны поглотить, Лан-Эа, сознание пойманного создания ВианикшиДамо и только сие поможет нам заключить мирные условия с тремя гиалоплазматическими Галактиками, – молвил он. И, увидев, как я тягостно качнул головой, не столько даже отказываясь, сколько пытаясь разрушить наш зрительный контакт, добавил, – и прошу, мой поразительный мальчик. Прошу, Лан-Эа, принять эвонто, аки данность. Инчас нам приходится свершать противное нашей сути, но создаются таковые условия, внегда мы не в праве подвергать риску, гибели созданий, существ Веж-Аруджана.

Всех, кто стар и кто молод, что ныне живут,

В темноту одного за другим уведут.

Жизнь дана не навек. Как до нас уходили,

Мы уйдем; и за нами – придут и уйдут, – процитировал он четверостишия своего любимого Омар Хайяма и тягостно вздохнул. Так как порой те рубаи никто кроме него не понимал, а иногда он их вставлял и вовсе некстати, точно в такой момент думал о чем-то своем.

У меня так и не получилось вырвать взгляд из хватки глаз Ананта Дэви, я лишь их сомкнул, содеяв, таким образом, плотную темноту, в которой словно осознал весь, так молвить, сюрприз…

И тот же миг увидел перед собой, в образовавшейся тьме, некогда поглощенное сознание Изимахань. Повторяющее своим образом вежаруджановские создания, имеющее туловище, руки, ноги, голову, только густо черного цвета слоистой структуры высокой вязкости, где тончайшие нити пролегали друг относительно друга, не всегда плотно, а потому образовывали тонкие, сквозные щели. И с тем все еще испытывая ужас оттого, что поглотив сознание, лишил Изимаханя способностей даятеситя, пусть даже оставив в жизнедеятельности сам диэнцефалон.

– Значица, вы прилетели Камал Джаганатх вовсе не затем, дабы познакомить меня с негуснегести Аруном Гиридхари. Оный, как учитель поможет мне освоить гиалоплазматический язык, – заметил я, и, вновь передернув плечами, тягостно задышал всей поверхностью кожи. Лишь затем медленно отворил глаза и сразу взглянул на стол, ощутив словно прилив особого голода, каковой давно не испытывал, в желании съесть все и, как можно больше. И с тем чувством окончательно осознал, что моей вольной и приятной жизни на Пятнистом Острожке пришел конец. И, скорей всего, Ананта Дэви пытался растянуть этот срок, но мой отец… тот самый, чье имя я ноне носил, как титул, решил по-другому.

– О, ваше великолепие, – перехватывая инициативу, заговорил Арун Гиридхари, очевидно, как и амирнарх, желая поддержать сурьевича. – Мы, всенепременно, станем с вами обучаться. Ежели получится, то к сему приступим на Пятнистом Острожке, а коли нет… Тады в Тарх системе. Но я уверен, что вы, ваше великолепие, освоите гиалоплазматический язык в короткий срок, понеже он сосредоточен в ваших информационных кодах.

Не знаю даже… таким побытом… той речью негуснегести желал поддержать меня ли, или только Ананта Дэви, так как последний отмалчивался. Да взяв с тарелки, стоявшей на подносе, кусочек хлеба, обмакнув его в сметану, свершил им небольшой полукруг, точно размешивая кушанья. А я увидел, что не только перста Камала Джаганатха, удерживающие хлеб, легонечко вздрагивают, но и вибрируют те, которые крепко сжимают пустой кубан, самую толику покачивающийся вперед-назад. Не столько даже чувствуя его волнение, но и наблюдая его, осмысляя, что от сего решения не могу убежать, ибо там могла вновь выступить Праматерь Галактика с каким-нибудь странным или смертельным ответвлением. Посему глубоко выдохнув, так что колыхнулась материя моего опашня, наконец отозвался согласием, сказав: