А красил в четыре руки. Таня, супруга-подруга, посвящала себя строительным превращениям всецело. Лишь весной становилось не то, чтоб совсем тепло, но приемлемо для ночевок, она оставалась на даче жить… и цветы начинали буйствовать, утварь в комнатах выстраивалась, как на парад, новая комната по волшебству одевалась в обои, и лаком сиял пол. И, конечно, фасады расцвечивала и ее кисть. Никита закатывал вечерами на участок машину, привычным движением обнимал и чмокал жену, пообедав, выкуривал сигарету и садился в свое кресло с холодным виски. Они слушали музыку, болтали о пустяках, и вся комната улыбалась.

Работал в деревне Никита лишь по выходным. Работал… и временами присаживался на крыльце… отлучаясь в зовущую электрическим тихим рокотом сеть… в интернет… все чаще теперь.

Через день после того диалога:

– А я в город вернулся. Дела поделаю и спустя пару дней – обратно в деревню. А Вы чем в деревне заняты?

– Сегодня грядку вскопала под лук. И еще попугая своего из города перевезла к друзьям, а то тут кот может съесть его, Голубчика. Он от стресса и одиночества совсем загрустил в городе, хоть я его и навещала раз в три дня.

– А он говорящий?

– Говорящий и даже ругающийся, – и она прикрепила фото..

– Красавец! А ругается по делу? Сильно сквернословит? Неужели Вы научили? Не может быть.

– Ругань цензурная, и я иногда на него ругаюсь, когда он под горячую руку попадает и мешает.

– А потом то же самое Вы слышите в ответ…

– Зато он может пожелать доброго утра и спросить: Кофе будешь?

– Приятно. Извините, Наташенька, я отвлекусь поработать. К сожалению, срочное дело.

Днем позже Наташа проснулась часов в шесть. Дочка мило спала в своей кровати. Радостный свет заливал комнату, и деревенский дом улыбался, подбадривая ее вставать. Бодрящая вода из рукомойника, ароматный омлет, джинсы и курточка, сапоги… в лес. В лес.

Еще не сбежал от прихода горячего дня туман. Еще капли с еловых ветвей норовили нырнуть за шиворот. Кроны шипели вверху, подражая омлету.

Неведомая до того искристая радость вдруг наполнила грудь. Так вот шагать, как лететь… Озорные букашки, ромашки, склонив свои головы, заглядывают в глаза, словно, спрашивая:

– Хорошо ведь? Пооткровенничай с нами.

Наташа в ответ разрумянилась, не зная сама, отчего…

Да, нет… зная, конечно.

Поляна в венке разлохмаченных сном кустов.

Она обернулась. И вздрогнула всем телом, по-животному как-то дернув боками… и показалось ей самой, что уши слегка повернулись на незнакомый звук.

Наваждение!

– Что же со мной?

Набекрень свернулась чаща, поляна сделалась ярче… и звуки… звуки острее. А запахи? Наташа топнула ногой и неожиданно рванулась в гущу леса. Ей мнилось, что она скачет легко и стремительно… на четырех ногах. Мимо летели сплошной полосой пейзажи…

Выход из радуги был так естественен. Вот и ее дом.

Удивление и короткий испуг сменились спокойствием и глубоким теплом.

– Со мной теперь случаются метаморфозы?!… – Наташа загадочно улыбнулась.

– Наташенька, с добрым утром. Желаю Вам солнечной погоды.

– Спасибо! Доброго и вам! А мы уже успели погулять под снегом.

– Снеговиков скоро будем лепить.

Ближе к вечеру Никита отправил с письмом музыку:

– Хороший блюз. Потанцуем?

– Может быть…, – был ответ через сорок минут.

И еще через день:

– Наташенька, с добрым утром. Как Вам такой завтрак?.. и с таким видом… – Никита поместил фотографию с видом на Чинкве-Терре, на переднем плане – стол с кофе, вином и цветами.

– И завтрак, и вид – мечта!!!

– А знаете ли Вы, как погиб Мичурин? … (Никита ни с того, ни с сего вспомнил старую шутку). Клюквой придавило, когда он ее срезать полез на дерево.