Среди тьмы и огня

Есть одна лишь Земля.

И ты должен навек

Сохранить, человек,

Эти дожди и седые туманы,

Шелест берёз и грибные поляны,

Нежность рассвета и пламя заката,

Всплески морей, громовые раскаты,

Снежную даль и речные разливы,

Запахи трав, родников переливы,

Небо в разлёт, птичий полёт.

Пусть на счастье людям

Планета эта будет!

– Пусть! ― подтвердила Ольга.

– Аминь! ― сказала Ксюша и добавила. ― Быть поэтом нелегко, а жить с поэтом ещё тяжелее. Твои стихи?

– Мои! ― гордо ответил Лев.

Катя, стоявшая рядом, повела ребят к их костровому месту.

– Вот тут мы с вами иногда по вечерам будем собираться. А сегодня у нас огонёк знакомств. Я вам немного расскажу о себе. Моя фамилия Цветкова. Екатерина Цветкова. Я родом из Новосибирска, сибирячка, хотя по мне не скажешь, ― вожатая улыбнулась. ― Студентка уже второго курса Новосибирского государственного университета. Хочу стать учителем географии. Мои родители ― инженеры-геологи, так что детство у меня было палаточным, с кострами, гитарой, мошкарой и другой романтикой. Чтобы попасть в Лагерь, нам, студентам, предложили написать эссе: «Каким мы видим образование России в будущем». Моя работа победила, и вот я здесь.

– Катя, то есть ещё в прошлом году в это время ты сдавала ЕГЭ? ― спросила Оля. ― Справилась?

– Да, ещё в прошлом году, в ковидное лето. Знаешь, ЕГЭ ― это совсем не сложно. Я всегда любила учиться, поэтому стала стобалльницей по русскому, математике, а по географии 98 баллов всего набрала. Мне задания настолько показались простыми, что по самоуверенности неправильную цифру в бланк вписала.

– Я тоже считаю, что в пед должны поступать лучшие из лучших. И самые «страшные» конкурсы должны быть в педагогическом, чтобы приёмная комиссия выбирала из золота, а не из тех, кто приносит по русскому проходные 40 баллов, ― заметил Вова и почувствовал, как краснеет. «Хорошо, что темно. Зачем только выскочил? Сидел бы и сопел в две дырочки», ― начал бичевать себя парень.

Но ребята его поддержали, согласились, что хороших педагогов надо готовить из лучших.

– А теперь давайте поговорим о вас, ― предложила Катя.

Костёр мирно жевал дрова, которые ему подбрасывали ребята, щедро делясь с ними мирным треском и теплом. Сладко пахло дымком, смолой, уютом. С разных сторон долетали то смех, то песни соседних кострищ. Темнота со спины укутывала бархатом ночи. Уставшие, охрипшие от гимна лету цикады наконец-то примолкли. Во всём мире разлился покой.

– Скажите, что вы любите больше всего на свете? ― спросила вожатая.

Ребята стали отвечать по очереди так, как они расселись вокруг костра.

– Я люблю, ― начал Лев, ― фисташковое мороженое, третью часть второго издания сборника стихов Пушкина 1832 года, затёр до дыр. Сейчас даже не открываю: кладу на колени и читаю наизусть. Бабуля подарила. Где она его раздобыла ― бог весть. Мне иногда кажется, что эта книга ― моя материализовавшаяся душа. Каждую строчку гоняю, как леденец, по рту, и такая сладость ― не выразишь. С собой не взял: боялся, что украдут.

– Напрасно, ― заметила Катя, ― здесь никто не ворует.

– Не может быть, Лагерь ― это тоже Россия. А Россия без воровства не Россия, ― Володя посмотрел на вожатую испытующе.

– Понимаете, ребята, Лагерь так устроен, что здесь может каждый брать что угодно. Даже то, что плохо лежит. Здесь никто никого не контролирует, никто ни за кем не следит. Здесь нет камер наблюдений. Делайте, что хотите. Но есть определённые условия, например, со своими гаджетами вы расстаётесь на три месяца, родителям позвонить можно на телеграфе. Интернета тоже нет, как и компьютеров.