– Встань! – закричал я себе. – Встань!
Кровь тонкой струйкой выбилась из носа, смочила сладостью пересохшие губы.
– Вста-а-ань! – вновь отчаянно завопил я и внезапно почувствовал спиной твердую округлость древесного ствола. Словно стараясь мне помочь, сосна гудела теплыми жизненными соками, и на мгновение мне показалось, будто мы с ней слились в одно целое и стою я, запустив корни глубоко в недра, и слышу голос своей кормилицы, Матери-Земли:
– Ты силен силою моею, тверд верою моею… Равны вы…
Ощущение длилось всего мгновение, но его мне хватило на то, чтобы распахнуть навстречу летящей пыли глаза и, презирая режущую их боль, разглядеть бьющуюся под челюстью Змея кровеносную жилу. Я выбросил вперед ставшую вдруг почти невесомой руку и прижал к шее Змея острия рогатины. Конечно, я мог бы метнуть ее, дабы наверняка убить громадного гада, но я не хотел убивать. Не хотел уподобиться варягам, пришедшим к нам гостями, а ставшим поборниками-убийцами. Или Змей добром нас пустит, или…
Вихрь прекратился так же внезапно, как начался. Не пытаясь уклониться от моего ничтожно малого оружия, Змей изучающе смотрел на меня, словно ожидал чего-то. Я облизнул кровь с губы и опустил рогатину.
– Почему? – спросил Змей.
Объяснять сил не было, и я только молча пожал плечами. Неожиданно понял, что самое страшное позади, и накатилась усталость, налегла на грудь, вызывая надрывный кашель, словно Грудница-лихорадка.
Змею надоело ждать ответа. Радужные крылья трепыхнулись, озарив всполохами небо:
– Я помогу тебе, болотник! Перенесу тебя и ватажку твою через наши земли. Тело у тебя слабое, зато дух могуч да разум светел. Мог я тебя убить, но не стал кровь зазря проливать, мог и ты меня убить, а не почел за честь. Ждите меня завтра на этом месте к восходу солнца.
Очередной порыв ветра сбросил на меня чудом уцелевшие изломанные ветки. Змей, извиваясь, огненной полосой взмыл ввысь.
Я запрокинул голову. Мир закружился, ноги подкосились, опуская меня к подножию сосенки-спасительницы.
Сколько я просидел без движения – не знаю. Наверное, долго, потому что когда решился отереть кровь и пыль с лица, а глаза перестали течь болезненной влагой, увидел меж сосен бегущие ко мне знакомые фигуры. Я помахал им рукой, пытаясь объяснить, что все обошлось и не стоит волноваться.
– Живой! – радостно завопил Бегун, увидев мой жест, и тут же поделился распирающим его восторгом: – Я видел Змея! Видел!
За ним длинными прыжками, словно дикий зверь, бежал Чужак. Капюшон его отлетел назад, открывая лицо. Обычное лицо… Седые волосы взмывали и вновь падали на плечи в такт шагам.
Наполненные тревогой и участием знакомые лица склонились надо мной. Стало легко и уютно, захотелось смеяться и плакать одновременно, но я сказал только самое важное:
– Завтра. На первой заре.
Должно быть, после переговоров с Змеем мои слова звучали слишком громко.
– Хорошо, хорошо, мы все поняли. Успокойся. – Затмив все остальное, засияли разноцветными искрами глаза Чужака. Я бессильно удивился внезапной перемене, произошедшей с ними, – только что были обычными, синими, с радужными ободками по краю зрачка и вот уже стали чужими, ведовскими, завораживающими…
Успокойся, – монотонно запел голос, а глаза, увеличиваясь, обнажили темную страшную пустоту, из которой не было возврата. Я дернулся, пытаясь сопротивляться чарам, но сознание, словно почуяв что-то родственное в надвигающейся темноте, обреченно Рухнуло в призывно распахнутую бездну.
Бегун
Звезды смотрели на меня свысока, словно осуждая за недозволенные, отгоняющие сон, мысли. И хотел бы избавиться от них, но стоило смежить веки, и уж не лежал я, свернувшись калачиком, на холодной земле, а несся над облаками, наперегонки с ветром, гордо восседая на спине огромного Змея. Воздух свистел в ушах, а земля далеко внизу казалась маленькой и скучной. Ладони чувствовали мощные мышцы, перекатывающиеся под жесткой Змеиной кожей, и становился я могучим и сильным, подобно Болоту. На этом останавливал мечты – нельзя смертному, да еще из простых, сравнивать себя с Велесовым сыном. Боги видят все…