Осадил Наковальня одним ударом охальника и дружинников его напугал.

Когда пришел Яром в себя, Наковальня зарок ему дал, что создаст сталь не хуже хундустанской. А может и лучше. Но если Яром не прекратит себя вести как последняя нечисть, не видать ему стали той. Не доживет.

Согласился Яром. На кон поставили по кульку серебра, деньги немалые, и на том разошлись.

Посад пошумел два дня по этому поводу и забыл. Зуб, чтоб Ярома без дела не оставлять, (а то, глядишь, еще с кем-нибудь от безделья схватится), да чтоб за дерзость наглую наказать, (никому не дозволено кузнецов посадских – гордость Посада, задирать почем зря!), велел ему собрать всех, кто в кабаке с ним был, и на Песчаное озеро ехать. Разведрейд осуществлять. Задачу Зуб поставил, а разъяснить забыл – супротив кого разведрейд?

О Песчаном озере у Ярома воспоминания плохие были. Он бывал там, с нечистью столкнулся, еле ноги унес. Второй раз пережить подобное у него желания не было. Потому до Песчаного дружинники не добрались. Как только выехали из Посада, сразу налево свернули. Десять дён на сеновале одной вдовушки-ведьмочки отсиживались. За это ей сена накосили, дров нарубили, крышу перекрыли по-новому, да забор повалившийся восстановили. После в Посад воротились гордые. Про задание у них никто не спросил. Так что врать не пришлось. Отмолчались.

Про спор Яром не забыл. Явился в артель кузнецов, спросил у Наковальни – скоро ли сталь будет готова?

– В срок установленный. – Отвечал кузнец главный.

Срок был установлен на конец лета. И чем ближе подходило время, тем больше задумывался Наковальня.

В Посаде жизнь кипела. Ждал люд посадский послов иноземных. Все, от мала до велика, в нетерпении пребывали. А Наковальня кузни свои менял на «Пьяного гоблина», после чего опять в пекло спешил. И так каждый день. В ресторации денег спустил больше, чем в заклад ставил. Да только не волновали его траты такие. Заела кузнеца мысль про сталь прочную. Потерял он ко всему интерес, кроме дела родного – дела кузнечного.

Таким и увидел его Лад, в гости к кузнецу заглянув – задумчивым, ни с кем говорить не желавшим.

– На ловца и зверь бежит, – встретил гостя кузнец стаканом бражки. – Только недосуг мне сейчас, Лад, по-пустому болтать. Искал тебя несколько дней. Поговорить хотел. Теперь перегорело все, словно печь старая.

– Слышал я про беду твою. – Лад пить отказался. Уселся под навесом за стол широкий, ладонями кузнецов до блеска отполированный. – Если могу чем помочь, говори.

– Хитришь, Лад. Нехорошо так с друзьями старыми поступать. Не за тем ты пришел, чтоб делу моему подсобить. Собственная нужда привела.

– Правда твоя… Только дело мое и тебе помочь сможет. Ведь спор Яром выиграл, о том весь Посад говорит.

Наковальня рукой махнул.

– Серебра не жаль. А вот сталь хорошую давно бы пора Посаду собственную иметь. Ладно, чего уж там, дело это мое, тебе о нем думать незачем. Говори про свои дела.

– Решили мы снова в поход дальний идти.

– Кто это «мы»?

– Я, Донд и еще кое-кто.

– Этот «кое-кто» не гигантский ли комок шерсти?

Ухмыльнулся Наковальня.

– Он самый. Сэр Тумак.

– Веселая компания… А что за нужда вас из Посада гонит? И далеко ли собрались?

– Далеко. В страны заморские, где дома крышами небо трогают. А нужда, она всегда одна – спокойствие Посада торгового.

– Незачем так далеко ходить. Дела заморские сами в Посад идут. Обождать вам следует. Вот встретим послов иноземных, а после и про поход ваш решим.

Целых десять дней пребывали послы иноземные. Совет Старейшин встречал их достойно – хлебом-солью. Послы важные улыбались и дивились жизни посадской.