Сутулый: «Ага».

С животом: «Нифига не хочет, что ни предлагай. Я говорю, ты че, дома будешь сидеть все время? Она ж не работает, я говорил».

Сутулый: «А ты думаешь, она так дома и сидит? Может это она просто с тобой?»

С животом: «Что просто со мной? Мы уже год вместе типа, что она не хочет? Просто ленивая… А домой к ней приди – так там родители, у них всего две комнаты, представь!»

Сутулый: «Ага».

С животом: «Я ей говорю, чего вы в другую квартиру не переедете, даже в их доме есть незанятые, написали бы заявление и переселились».

Сутулый: «Я дык и без заявления уже третий раз переселяюсь и нормально».

С животом: «Так она говорит, что родители не хотят, мол, живут там всю жизнь, типа память. Какая нахрен память-то!»

Сутулый: «Ага».

С усами: «Слушай, надоел ты про нее уже каждый раз, давай про что другое. А то твоя любовь мне уж в печенках сидит, вот тут!»

С животом: «Ты просто не знаешь, как это надоедает, тяжело, понимаешь…»

С усами: «Ладно, не обижайся. Просто давай другую тему».

Сутулый: «Я про жратву могу, гы-гы».

С усами: «Давай! Гы-гы-гы».

[…]

И пока я решался подойти, завязать разговор, пока придумывал тему, легенду, к ним подъехала грузовая машина, они покидали в кузов свои метелки, мешки, залезли туда сами – и машина уехала.

Так что здесь есть вполне обычные люди, у них обычные жизненные проблемы. Еще тут есть кинотеатр, я так понял… Вот что надо делать – подслушивать разговоры, только так получится добыть максимум информации, но еще лучше – вступить в контакт.

Разговор я записывал по памяти, настолько дословно, насколько смог запомнить. Очень жаль, что нет диктофона, короткие разговоры я еще смогу запомнить, а долгие дословно передать не получится.

Замечаю человека на скамейке. Обратил на него внимание потому, что он не в рабочем комбинезоне. Сажусь с ним рядом, может с этим удастся заговорить. Однако он смахивает на одного из этих зомби-киборгов, сидит почти неподвижно, на меня никак не среагировал, смотрит перед собой и все, ни движений, ни эмоций, как застыл, только моргает и дышит, изредка покашливает. Рассматриваю его: мужчина лет сорока – сорока пяти, серый костюм, синяя рубашка, серые брюки, коричневые туфли-сандалии, черные носки, аккуратная прическа, гладко выбритый, у него желтоватая кожа (кстати, обратил внимание на этот оттенок кожи жителей, еще когда первый раз ходил в продовольственный, но тогда подумал, что это из-за желтого вечернего освещения и тумана, теперь при дневном свете, вблизи явно вижу: кожа желтоватая). Так сидеть – без толку, решаюсь задать самый безобидный вопрос: «Извините, вы не подскажете который час?»

Он, чуть повернув голову в мою сторону, но не смотрит на меня: «Что?»

Я: «Который час, не подскажете?»

Он: «Э-э-э. Я не… Я не знаю, у меня сегодня выходной, по состоянию здоровья. А вам зачем?»

Что за странный вопрос, зачем знать время, ну надо мне, мало ли у меня нет с собой часов, не поймешь, как ответить ему на это.

Я: «Опоздать боюсь… На работу».

Он: «Куда?»

Что-то я не то сказал, по времени на работу уже поздно, просто это первое, что пришло в голову.

Я: «Ну, э-э-э. На работу».

Он, повернувшись и уставившись мне в глаза: «Это как? Почему?»

Глаза у него словно стеклянные, неприятный ледяной взгляд. Лучше разговор не продолжать.

Я: «Извините…»

Встаю и ухожу быстрым шагом, наверное, он смотрел мне вслед, я не оборачивался. По сути, второй контакт с жителями зоны и опять неудачный. С «зомби» больше разговор заводить не буду, непонятно как себя с ними вести, про что говорить…

У продовольственного отдела внимательно рассмотрел часы над входом: на них цифра восемь выделена более жирным шрифтом, то есть, вероятно, так обозначено время открытия. Набрал провианта побольше, про запас чтобы. Воды не нашлось, из жидкости – только соки, молоко, кефир; пить будет что, но кефиром-то не умоешься, воду надо искать. Хозяйственный отдел открывается в семь, отдел сферы услуг – с шести, судя по выделенным цифрам на циферблатах часов.