“Вам куда?" И Дмитрий коротко бросил в лицо стоявшему истуканом охраннику:

– В ресторан.

Тот, кивнув головой в знак того, что понял, и вслух сказал:

– Вон, гардероб, сдайте сумку и проходите.

За накрытым столиком у окна сидели два пожилых старика. Они не разговаривали, молча, смотрели в окно на весеннюю уличную слякоть Москвы, месившую колесами проезжающих автомобилей, на моросивший дождь, так внезапно сменивший веселое весеннее солнце.

Дмитрий подошел к этим двум мужчинам, сказал:

– Здравствуйте уважаемые, вам привет от Флора.

– Присаживайся, коли не шутишь, Молдаванин. – Сказал, прищурившись один из них.

– Что еще просил передать Флорка? – спросил второй, с подозрением осматривая Дмитрия.

– Да вот личное послание. – Дмитрий достал пачку сигарет "Marlboro", подал слегка потертую тому, кто спросил его об этом.

– На, Чахлый, глянь. – Второй передал первому пачку. Чахлый внимательно осмотрел пачку, и, убедившись, что ее не вскрывали, открыл, порылся там, достал одну из сигарет, оторвал фильтр. Аккуратно развернул, мелко исписанную синим карандашом узкую бумажную полоску. Надел очки стал внимательно читать. Прочитав, зажигалкой поджег клочок и горящий бросил в пепельницу, стоящую на столике. Не торопливым движением налил в три рюмки из графина водки, затем взял одну наполненную рюмку поднял ее и сказал:

– Добро пожаловать, Молдаванин, с чем пожаловал, говори.

Все трое про чокались рюмками, выпили:

– Флору Ананьевичу осталось еще три года. Ему скосили срок из двадцати пяти лет до пятнадцати. Ну, из политических соображений и за хорошее поведение. Это его третье поощрение, как он рассказывал мне. Так, что ждите прибытия через три года. И еще я привез то, что он просил меня лично передать вам.

– Ну, что привез? – спросил первый, к которому обратился его друг, назвав Чахлым.

– Да, Петр Павлович, там, в сумке в гардеробную сдал.

– Конечно, это ты зря сдал в гардероб, хоть сюда с вещами не пускают. – Ответил Петр Павлович по кличке Чахлый. Его настоящая фамилия Чалый, вот от этой фамилии и происходит кличка.

– Да ты не шерсти Малыша, – обратился к Чахлому, второй, – теперь у него новое погоняло Малыш.

– А, что мне нравится, Семен Федорович. Малыш так Малыш.

– Ты стал уже на учет? – спросил Семен Федорович.

– Конечно.

– А когда будешь отдавать мазу за привезенный образец матрицы? А, Малыш? – спросил Чахлый.

– Мне Флор Ананьевич сказал, чтобы я со своих гонораров отдал.

– Флорка, конечно с одной стороны прав, но с другой стороны это дело рисковое. – Сказал Чахлый.

– Скажите, уважаемые, если бы Вы не были согласны взяться за старое ремесло, вы бы не стали бы платить за образец?

– Так оно так, но мы получили по десять лет, отсидев каждый из нас по семи. – Сказал Семен Федорович, а в нашем возрасте туда возвращаться неохота.

– Семка, что ты ему рассказываешь, Малыш, чем ты гарантируешь успех дела?

– Да ничем. Просто надо начать, а там на все воля Божья.

– Хорошо, давай голосовать. – Сказал вдруг Чахлый.

– Как ты будешь голосовать? – сказал Семен Федорович, – нас тут двое, равное количество.

– Семка, ты что не понял, что Флорка за дело, а нам с тобой решить надо.

– А, ты за что? – Спросил Семен Федорович.

– Я держу нейтралитет.

– Ну, ты и хитер старый Чахлый пень. Значит, решать мне за всех вас.

– Ну, почему же, – вмешался Дмитрий, – а я, что не в счет?

– Ты еще Малыш не в счет, потому, как не знаешь всех тонкостей дела. – Сказал Петр Павлович, – Поэтому помолчи, как Семка скажет, так и будет. Будет тех большинство из нашей когорты детей войны. Тебе ясно, Малыш?

– Так точно, уважаемый Петр Павлович. – И выжидательно стал смотреть в рот Семена Федоровича. Семен Федорович, неторопливо наполнил рюмки водкой, затем поднял свою рюмку и сказал: