Поднеся листочек ближе к свету, Роуз с удивлением разглядела на нем рисунок спящей девушки. Пшеничные волосы, на тон темнее ресницы и брови, приоткрытые во сне губы, плавная линия плеча, с которого сползла ночная сорочка с красными лентами, открыв упругую грудь. 
- О, Боже! – прошептала Роуз, узнав в спящей девушке себя. Дотронувшись до кристалла в лампе, она усилила свет и убедилась, что рисунок сделан давно. Еще год назад ее любимую сорочку испортила прачка, замочив ее в кипятке, отчего на белой ткани появились красные разводы. 
Значит, уже тогда Петр наблюдал за ней? Получается, он не один раз появлялся во дворце? 

Как же так? Она до последнего откладывала свадьбу, ожидая его возвращения, боясь признаться даже себе, что так и не изгнала из сердца любимый образ Петра, а он? Все это время находился рядом и ни разу не показался, хотя видел, что в ее жизни появился другой?
Да, Руфф тоже ей нравился, даже очень, но воспоминания о той детской любви оказались так сильны, что она невольно избегала близости с женихом, прикрываясь требованиями его матери. Роуз мучило это греховное раздвоение. Разве можно любить двух мужчин одновременно? 

Вспомнив, что Петр находится рядом, Роуз запретила себе даже мысленно произносить слова о «любимом образе». 
Она лихорадочно искала оправдания своим неправильным чувствам, зародившимся еще в детстве. И… не находила. 
Рисунок, на котором была изображена она, дрожал в ее руках. 
«Он приходил и не дал о себе знать! А ты, глупая курица, ждала, ждала и ждала…»

Разозлившись на себя, Роуз решила сменить тактику, напомнив себе страшные события последних дней. «Смотри, о ком ты думаешь! Граф обесчестил тебя. Да, пришло время назвать случившееся своим именем: он похитил тебя и теперь держит в заточении!» 
- Ты животное, Петрик! – не удержавшись, воскликнула Роуз и тут же пожалела. 
Он налетел на нее, словно вихрь, резким движением бросив на кровать. Забравшись сверху, придавил одной рукой за горло, другой вырвал акварельный рисунок и отбросил в сторону. 
- Я просил не называть меня Петриком? – прошипел он, наклоняясь к лицу пленницы. 

Роуз закрыла глаза, чтобы не видеть страшный немигающий взгляд. Еще в детстве Петр переигрывал их в «гляделки», но сдавались они с братом не потому, что хотелось моргнуть, а от того, что черный взгляд графа завораживал и от него шел холодок по спине. 

Она могла бы сказать, что больше не станет называть его Петриком, но интуитивно поняв, что наказания не последует, решила приберечь обещание для другого, более опасного случая. Пусть ее молчание станет своеобразным протестом. 
Зашуршала ткань, и тяжесть мужского тела исчезла. 
Роуз опрометчиво предположила, что Петр вернулся в кресло, но прозвучавшее: «Какого демона я не могу спать на своей кровати?» - отмело ее надежды. Совсем чуть-чуть приоткрыв глаза, девушка обнаружила, что граф вытянулся в полный рост рядом с ней и даже накрылся ее покрывалом. 
Лежать с ним в одной постели Роуз боялась, поэтому соскользнула с нее и демонстративно перебралась на его насиженное место - в кресло. 

Принцесса сильно уступала в росте Петру, но и ей трудно было устроиться на не предназначенном для сна сиденье. Теперь она крутилась и вздыхала, ловила маленькую подушечку, выскальзывающую из-под щеки. Намучившись, девушка сползла на пол, где лежал шерстяной ковер, но сквозняк и отсутствие покрывала, заставили ее отказаться и от этой затеи. Вконец озябнув, сломленная неодолимым желанием спать, Роуз рассудила, что ничего страшного не случится, если она расположится с другой стороны кровати и отгородится от графа одеялом. Если бы Петр захотел причинить ей зло, она бы уже рыдала, а не металась по комнате.