Ольга кое-как доела, посуду сполоснула. Тут стали отдыхающие подтягиваться, музыку включили, мангал разожгли. Через полчаса по двору поползли аппетитные запахи. Чтобы слюной не подавиться, Ольга в душ пошла. Кабинка душевая в летнем исполнении стояла за углом одного из домиков в окружении пышных кустов с вычурными розово-фиолетовыми цветами. Вода за день в огромном баке наверху нагрелась, и теплые струи утишали страдания голодного желудка.

– Стою, блаженствую, руки вверх подняла, прогнулась, вода прямо лицо льется – приятно! Вдруг какое-то движение, глаза открываю, а сверху на меня Петр Иванович глядит. Да так серьезно, будто проверяет, не слишком ли много воды потребляю. Я руками прикрылась, съежилась, а он опять в усы пыхнул и исчез. Ну, думаю, ситуация. Когда ему наши красотки глазки строят, он никак не реагирует, а я, моль бледная, чем приглянулась? Ночью не сплю, все думаю. А вдруг наш морской волк – извращенец, и ему нравится подглядывать за моющимися особями женского пола? В тот момент меня ничуть не порадовала мысль, что я кому-то могла понравиться. Наверное, вместе с килограммами ушло от меня и чисто женское желание, и стала я скучная, пресная, либидоотсутсвующая.

На следующий день Ольга снова истязала себя плаванием, а в награду арбуз купила. Идет домой, покачиваясь под зелено-полосатой тяжестью, а во дворе вновь пирушка. Как даст ей в нос запах шашлыка, голова закружилась. Рухнула она на скамью у стола, взгромоздила арбуз, потянулась за ножом. И тут… Перед ней из ниоткуда возникла тарелка с огромными кусками жареного мяса.

– Ешь, девочка.

Тарелку держит Петр Иванович. Ольга смотрит на мясо, видит капельки жира, смешанные с помидорной приправой, поджаристую корочку с крапинками чеснока, один к одному нарезанные ломтики огурца, присыпанные зеленым лучком и кинзой, и чувствует, что ни за что к такой красоте не сможет притронуться.

– Ешь, а то совсем дошла до крайности, – говорит морской волк и присаживается рядом. – Что, деньги сперли? Или потеряла? Эх, ты, Маша-растеряша! За кошельком смотреть надо было.

Ольга молчит, таращится на него и сообразить не может, о чем это он. А когда поняла…

– Знаешь, заревела я. Вот смотрю на него и реву. А потом рассказала и про «гусеницу», и про диету. Он покачал осуждающе головой, но воздержался от комментариев.

– Завтра, – сказал, – вместе на море пойдем, а потом завалимся в «Черноморочку». Ты у меня быстро былую красоту обретешь.

– А ты, – спрашивает Ольга, – откуда знаешь, какой я раньше была?

– Салага! Соображать надо: твоя хозяйка – моя сестра, ты ей паспорт отдавала для регистрации? Вот. Я заглянул, а там такая красота на карточке! Что, думаю, с дамочкой случилось, прямо схирела вся. Значит, Максим тебя «гусеницей» назвал.

А сам так тревожно в глаза заглядывает.

– Любишь его?

– Нет.

Петр Иванович заулыбался, схватил в охапку, закружил, а со всех сторон изумленные лица отдыхающих.

А дальше все было, как морской волк сказал. У него такой поварской талант оказался, будто не штурманом, а коком ходил в море. Кормил Ольгу, а сам нет-нет и откроет её паспорт, глянет на фото, потом сравнит с оригиналом, тяжело вздохнет и идет на кухню снова готовить. Пока, говорит, на щеках ямочки не заиграют, и чертики в глазах не запрыгают, он будет следить за её диетой.

– Представляешь, я опять на диете!!! Да какой! По кило за неделю набираю! И нисколько не волнуюсь. Сейчас еду домой, буду увольняться. Петя уже уехал, ждет меня в Мурманске.

…Ночь за окном. Маленькие станции выплывают из тьмы и быстро пропадают вновь. Вагон, покачиваясь на стыках, несет в своем чреве отдохнувших, набравшихся сил у моря людей, и среди них моя попутчица. Счастливая от полноты жизни, красивая от нахлынувшего чувства, любящая и любимая.