Местные сержанты при этом сидели на соседней лавке и, покуривая, с улыбкой наблюдали, как полтора десятка солдат, на коленях, с усердием машут по асфальту малярным инструментом, держа во второй руке совковую лопату. Периодически по команде сержантов подметальщики подбегали к ним по очереди, показывая, сколько мусора и грязи успели собрать в лопату. Задача считалась выполненной, когда арестант предъявлял полный шанцевый инструмент.

После короткого отдыха возобновлялась строевая подготовка, и шеренги штрафников, чеканя шаг, проходили по сияющему чистотой плацу с весёлой походной песней. Ужин для арестантов предусмотрен не был. А для того, чтобы лучше спалось, перед сном полагался ещё один небольшой пятикилометровый вечерний кросс.

Если арестант выражал хоть малейшее недовольство, его строго наказывали. Например, могли жестко скрутить и макнуть головой в выгребную яму туалета. Или посадить в карцер, залив крошечный по площади пол водой с обильно разведённой в ней хлоркой.

После таких дисциплинарных процедур приехавший обратно в часть солдат что-либо рассказывать сослуживцам никакого желания не испытывал. Пару месяцев боец был как шёлковый, и офицеры не могли нарадоваться на его старательность и исполнительность.

Офицеры части, естественно, знали о нравах гарнизонной гауптвахты. И определяли туда солдат только в исключительных случаях, когда другого выхода не видели. Жалели не столько спирта, сколько провинившихся.

***

Первые полтора месяца службы Трофимова прошли относительно беззаботно. В это время Игнат в наряды ещё не ходил. Обычно этот срок даётся всем молодым офицерам, не только двухгодичникам, для адаптации к новому месту и знакомства с техникой. Так что в восемнадцать тридцать Игнат садился вместе с другими закончившими ежедневную службу офицерами в «Коломбину» и ехал домой в ДОСы, расположенные на окраине небольшого посёлка, в шести километрах от КПП воинской части. ДОСы представляли собой два трёхподъездных кирпичных пятиэтажных дома с маленькими балконами, обшитыми декоративными панелями ядовито-синего цвета. Три двухкомнатные и одна однокомнатная квартиры были отданы для расселения холостых офицеров. В одной из таких двухкомнатных квартир на первом этаже молодого лейтенанта и поселили.

Его соседом по комнате был также двухгодичник лейтенант Андрей Бушуев из его же второго дивизиона, но со стартовой батареи. Как отслуживший уже год, он счёл своим долгом опекать новичка в непривычной тому обстановке.

В соседней комнате жили два молодых кадровых офицера – старшие лейтенанты Валера Шалевич и Лёнька Погодин, повышенные в звании совсем недавно в связи с тем, что оба уже прослужили в части положенные в данном случае два года.

Внешне старшие лейтенанты являли полную противоположность друг другу: Шалевич был довольно высоким, плотным и черноволосым, Погодин же – худым, светлым, ростом чуть ниже среднего.

В обстановке квартиры не было ничего лишнего. Ни хрустальных люстр, ни дорогих сервизов, ни ковров, ни других предметов, в гражданской жизни олицетворяющих комфорт и достаток в доме.

Четыре панцирные кровати, стоящие вдоль окрашенных в лимонный цвет стен, большой встроенный шкаф, маленький шифоньер, пара тумбочек, четыре стула и чёрно-белый телевизор «Темп» – вот и вся нехитрая меблировка. Всё говорило о том, что жильё это временное и как-либо обустраиваться нынешние обитатели этих хоро́м не собираются.

Из роскоши наличествовал только дефицитный катушечный магнитофон «Юпитер» с двумя громадными колонками S-90, одна из которых стояла на шифоньере, а вторая, за неимением другого подходящего места, прямо на полу, что позволяло её иногда использовать как табуретку. Такое её применение не по назначению очень не нравилось Шалевичу, утверждавшему, что этим можно испортить частоты, выдаваемые динамиками, или поцарапать полировку.