Совершенно зачарованный всей этой картиной, Гаспар на своем узком карнизе не услышал крадущиеся по-кошачьи шаги того, кто взбирался за ним по полуразрушенной лестнице. Слишком поздно донесся до него стук упавшего каменного обломка, потревоженного ногами преследователя; Гаспар испуганно обернулся и в тот же миг лишился чувств, оглушенный ударом чудовищной силы, не успев даже понять, что, не подхвати его вовремя нападавший, он неминуемо рухнул бы на каменные плиты двора.

Вынырнув после долгого погружения в бездны Леты, Гаспар обнаружил, что смотрит в глаза Натэра, непроницаемо-черные, как жидкая ночь, в которой плескались зловещие ледяные огни безвозвратно угасших звезд. В смятении чувств он некоторое время не видел больше ничего, кроме этих ужасных глаз, которые, точно смертоносные магниты, вытягивали его из глубин беспамятства. То ли бесплотные, то ли находящиеся на непостижимо огромном лице, они горели в клубящемся мраке. Затем из этого мрака мало-помалу проступили и остальные черты колдуна, и лишь тогда пленник смог рассмотреть подробности ужасной сцены и осознать, в каком положении очутился.

Попытавшись поднять руки, чтобы ощупать мучительно ноющую голову, Гаспар обнаружил, что они крепко связаны в запястьях. Он полулежал, прислонившись к чему-то твердому, с жесткими гранями и кромками, впивавшимися ему в спину. Ему показалось, что это какой-то алхимический сосуд или горн, некое приспособление из тех, что он видел ранее на полу замка. Пробирные чашки, алудели, реторты, точно гигантские тыквы и шары, в странном беспорядке мешались со сваленными в кучу фолиантами в переплетах с железными пряжками, закопченными котлами, жаровнями и прочими принадлежностями гнусного ремесла.

Натэр, возлежавший на сарацинских подушках с переплетающимся золотым и ярко-алым узором, пристально смотрел на Гаспара со своего ложа, сооруженного из груды персидских ковров и гобеленов, чья роскошь причудливо контрастировала с грубыми стенами замка, покрытыми пятнами плесени и гнилыми грибами. По комнате метались тусклые огни и дрожащие тени, и до Гаспара доносился хор гортанных голосов, раздававшихся где-то позади него. Слегка повернув голову, он увидел один из каменных чанов, чье розовое сияние заслоняли крылья вампиров, сновавших туда-сюда.

Гаспар и Натэр, похоже, были одни. Нападавшие, кем бы или чем бы они ни были, сгрузив бесчувственного и беспомощного пленника перед колдуном, видимо, вернулись обратно к своим нечестивым делам.

– Добро пожаловать, – произнес Натэр после непродолжительного молчания, за время которого его бывший ученик успел заметить признаки неумолимого развития недуга, наложившего страшный отпечаток на искаженные болью черты карлика. – Значит, Гаспар дю Норд пришел повидаться со своим бывшим учителем?

Демоническая громкость этого резкого повелительного голоса совершенно не вязалась с хрупким иссохшим телом, из которого он исходил.

– Пришел, – кратким эхом отозвался Гаспар. – Расскажите мне, что за дьявольским делом вы заняты? И что вы сделали с трупами, которые украли ваши проклятые фамильяры?

Дряхлое умирающее тело Натэра, точно одержимое каким-то сардоническим демоном, содрогнулось на роскошном ложе в долгом, неистовом взрыве смеха – и это был единственный ответ.

– Судя по вашему виду, – продолжил Гаспар, когда зловещий смех наконец стих, – вы смертельно больны, и вам надо спешить, если вы хотите искупить свои гнусные деяния и примириться с Богом, – хотя, конечно, не уверен, что это примирение все еще возможно. Что за гнусное и чудовищное варево вы готовите, чтобы окончательно и бесповоротно погубить свою душу?