Пройдет еще несколько лет и по улицам этой планеты пройдут люди с электронными имплантантами – по своему совершенные, и это уже будем совсем не мы. Наше поколение увязло в прежней системе ценностей как динозавр в реликтовом болоте. Там и останутся его кости. Так же как наша жизнь.

– Эх, парень! – оборвал себя автор. – Стареешь ты, наверное, и слабеешь – уж точно. Ты сам превратился в субъекта с башкой, фаршированной чужими мыслями и общими местами – ходячий гибрид газетного штампа с программой новостей. Ты стал приторно-сентиментальным, брат, скоро и менторствовать начнешь: мол учитесь, юные – берите пример. С чего? А черт его знает! Да простит мне читатель краткое отступление в страну утраченного детства. – Ему стало грустно. Выходило, что с этим бардаком он тоже что-то терял.

Прошли времена, когда раз в неделю – минимум – он принимал решения начать жизнь сызнова. Что поделаешь – возраст. Старость? Еще нет. Ее предчувствие.

«Счастливые годы, веселые дни, как вешние воды…» – и ничего не осталось, кроме слабо раздражающих воспоминаний. «Когда поймешь умом, что ты один на свете», – вот правда жизни. Правда, но не вся. Впрочем, не слишком ли много цитат для одного раза?

Так вот, были еще Павел и Петр – два громилы с добрыми глазами. Внутрисемейные драки школьных лет сменились легким подтруниванием друг над другом и настоящим мужским взаимопониманием.

Они имели яицатупер (репутация, по-русски выражаясь) своих в доску во всех компаниях и были любителями поиграть в подкидного дурака не только в карты. Получалось здорово. Потому как, когда клиент соображал наконец, что его разводят, он уже оказывался в такой букве Ж, что даже обидеться забывал.

И потом они были всякими и жили по правилам и без, исключая лишь одно – предательство своих близких и особенно не доверяя скрытным натурам, которые ведут подчеркнуто добродетельную жизнь.

Ближний круг оказался узок, и в нем хватило место разве что женщине. Той самой, которую Сергей выковырял из своей памяти уже ускользнувшей из пространства его жизни. Он не сводил глаз с удаляющейся фигуры, точно надеясь, что сила его взгляда заставит ее вернуться. Хотя бы обернуться. Нет… Она медленно растворилась в пространстве прошлого. Или будущего. Перед глазами остался только потолок, подсвеченный лучами всходящего светила.

– Какой прок мне от будущего или прошлого, если я не успеваю сосредоточится даже на настоящем, – наконец выговорил Сергей, встал и пошел умываться. Собрался он быстро, наскоро поел и удалился неторопливо, сунув руки в карманы и напевая нарочито охрипшим голосом: «Я влетаю в комнату с дубиной, весь в надежде на испуг…».

– 

А что – мог бы многим помочь в их тягомотной жизни, – рассуждал он вслух, уже направляясь к дверям подъезда, – Великий Аноним. – Что-то ему не понравилось в этом созвучии. Сергей разочарованно сплюнул, вышел на улицу и сразу же едва не попал под грузовик.

– 

Куда прешь, придурок, – выпалил он скорее по привычке. На ситуацию не обратила внимание даже старушка, чапающая по тротуару в трех метрах от происшествия. – Вот блин! – сказал в продолжение, – пора валить отсюда, пока голова еще цела.

Говорят, что если дикаря посадить перед телевизором, то он ничего там не увидит. Электронная картинка окажется за гранью его восприятия. В этом мире в роли телевизора выступал Сергей – могучая сущность, до которой никому нет дела.

Для чистоты эксперимента Сергей решил устроить на прощанье показательную «акцию вандализма». Он влетел в ближайший ресторан и повалил несколько стульев. Поначалу никакого эффекта не последовало. Официанты кинулись возвращать на место опрокинутую мебель – только и всего. Но когда новоприбывший крушитель опрокинул за шиворот чопорному господину в белой рубашке графин с красным вином, публика зашевелилась. Посетители закрутили головами, метрдотель начал извиняться, сам не зная, за что…