Александр пробрался к столу у низенького окошка – помещение располагалось под скошенной крышей – и аккуратно приземлился на колченогую табуретку. Алина заботливо поставила чашечку кофе на небольшое чистое пространство среди вороха загромождающих стол бумаг. Командированный в тьмутаракань научный специалист благодарно улыбнулся в ответ и автоматически глянул в окно. Он скорее почувствовал, чем увидел, как там снаружи буйствовало лето. Над двором-колодцем по нагромождению институтских крыш и замысловатому переплетению труб радостными бликами скакали солнечные зайчики, и легкий отблеск одного из них проник в комнату на подоконник. Александру подумалось, что это многократно отраженный отблеск солнца в золоте Исаакиевского собора, едва угадываемого отсюда за пыльными крышами, на той стороне Невы. Собор невозможно увидеть, даже присев на корточки – окошко находится где-то на уровне колена – однако Александр точно знал, что собор там существует.

Комнатка небольшая, потолок в ней наполовину скошен, света явно маловато, и даже в солнечный день приходится сидеть с включенными лампами. В комнатке четыре стола. На трех книги и бумаги лежат аккуратными стопочками по краям – это рабочие места Александра, аспирантки Вероники и стажера Алины. Стол, где все вперемешку, где бумаги, и книги подпираются тарелками и чашками, а сверху водружен стакан с ручками, карандашами, резинками, ножницами, скрепками, кнопками и разной другой полезной дребеденью, – общий, и там некому навести порядок, а может, и незачем. У двери убаюкивающе журчит маленький холодильник. Раньше в нем хранили бобины с фотопленкой, а теперь Агекян периодически забивает морозилку мясом, которое не вмещается в его домашний агрегат.

Когда-то Семен Аршавирович тоже обитал в этой комнатушке, но со временем он вытребовал у начальства рабочую площадь, более соответствующую научному уровню его достижений, которые в отчетах он всегда обозначал как «выше среднего», и переместился в соседнюю комнату. В этих стенах остались Александр и Вероника, чуть позже добавилась Алина. Именно им, Веронике с Алиной, и рассказывает истории Павел, как мальчишка распушив хвост павлином. Красавица Вероника, округлив свои огромные миндалевидные глаза, слушает его с исключительным вниманием. А умница Алина? Алина – большая поклонница Раневской и прекрасно знает, что «под самым красивым хвостом павлина скрывается самая обычная куриная ж…», поэтому, согласно законам гостеприимства, она греет в кружке кипятильником воду для чая.

Вообще-то пользоваться кипятильниками в институте категорически запрещено – здания невероятно древние: если загорится, не потушишь. Это бывшие склады братьев Елисеевых, чей хорошо известный магазин до сих пор находится на Невском проспекте, напротив памятника Екатерине. Однако кипятильники есть у всех, и даже частые рейды пожарных, сулящие большие неприятности ослушникам, ничего поделать не могут. В этом, наверное, проявляется что-то наше исконное национальное – неприятие запретов и уникальная способность находить обходные пути в любых ситуациях.

Примеры данного вида изворотливости можно приводить изумительные. Вот, скажем, на семинарах по бухучету самый актуальный вопрос всегда был следующий: «Это все понятно, надо платить налоги за то, то и то, но вы нам объясните, как, не нарушая законов, обойти эти платежи». И дело вовсе не в нелюбви граждан к государству. Нет. Это нормальная реакция на действия правительства в девяностых: как вы к нам, так и мы к вам. В результате нескольких этапов денежной реформы были практически обесценены накопления, собиравшиеся людьми всю их трудовую жизнь.