Несмотря на то, что был апрель, Роман не почувствовал холод. Его мозг переключился в стрессовый режим работы, при котором зрение становится черно-белым, а «лишние» чувства и эмоции полностью отключаются, что значительно ускоряет способность реагировать на происходящее.

У противоположного берега канала рос камыш, и Роман быстрыми движениями поплыл туда, не забыв крикнуть отцу, чтобы тот плыл следом. Там он, как в каком-то фильме, срезал 2 камышины. Одну вставил себе в рот, другую дал отцу.

– Ныряй с головой и дыши через нее, – сказал он.

Они вылезли из воды, когда оставаться там стало невмоготу. К тому времени бой закончился, и противник, подобрав все, что имело хоть какую-то ценность, покинул поле боя. Судя по тому, во что превратились машины, выжить удалось только Роману с отцом. Подходящей одежды на оставшихся ошметках трупов не было, и им ничего не сталось, как раздеться до гола, оставив только кроссовки, так как от мокрой одежды был лишь вред. После этого они побежали в сторону дома, подгоняемые холодом и пугающей неизвестностью.

Судя по тактике нападения, засаду организовали егеря, которые нередко с целью устрашения после уничтожения основных сил противника зачищали и его тыл. К счастью, на этот раз они ограничились только расстрелом колонны.

Когда до дома осталось километра 2, Роман остановил отца.

– Что еще? – тяжело дыша, спросил он.

– Нас никто не должен видеть.

– Почему?

– А ты подумай, что с нами сделают, когда узнают, что все остальные погибли.

– Ты прав, – согласился отец.

К счастью для соседей, им удалось незаметно пробраться домой.

– Господи! – только и сумела выдавить из себя мать, когда они ввалились в дом.

– Тихо, – сказал отец. – Собери все необходимое. Надо убираться отсюда, пока соседи ничего не пронюхали.

Ночью они навсегда покинули дом. Роман знал, что рано или поздно это произойдет, поэтому понаделал схронов, в которых можно было бы в случае чего какое-то время перекантоваться. Там были крупа, дрова, газовые или бензиновые печки, спальные мешки, одежда и оружие.

– Что будем делать? – спросил Роман, когда они расположились в убежище, которым служил подвал разрушенного во время налета дома в одной из ближайших деревень.

– Цыганить, – ответил отец.

Это был легальный и относительно безопасный, но выносящий мозг бизнес. Борясь с браконьерством, правительство утвердило программу поддержки малого и среднего человеководства, по которой человеководческие хозяйства имели не только ряд льгот, но и получали невозвратную ссуду в момент образования.

Обычно малое первичное человеководческое предприятие состояло из пяти-шести женщин и одного мужчины, который их оплодотворял. Женщины вынашивали, рожали и вскармливали какое-то время младенцев, затем сдавали их заготовителям, которые переправляли их на фермы, где тех уже выращивали до возраста забоя. Такое разделение труда обуславливалось тем, что за крайне редким исключением детей на убой рожали опустившиеся люди, в основном алкоголики и наркоманы, которые не были в состоянии содержать несколько лет детей в надлежащих условиях. А чтобы этот труд был хоть сколько рентабельным, роженицам выдавали витаминно-минеральные комплексы, которые поддерживали их жизнь, способствовали рождению близнецов и ускоряли период беременности до 5 месяцев. В результате каждая женщина давала в год до восьми-десяти младенцев. На фермах детей вскармливали специальными биококтейлями, благодаря чему к пяти годам они набирали до 50—60 килограмм живого веса.

Производящие младенцев гаремы жили в окруженных высоким забором деревнях по 20—30 домов-хозяйств. Мужчины занимались охраной, а способные трудиться женщины – домашней работой. Часто детопроизводство было прикрытием для производства алкоголя и наркотиков. Пока подпольная продукция расходилась среди подобной публики, егеря закрывали на эту деятельность глаза, но тех, кто пытался прыгнуть выше головы, прикрывали.