– Кто это вы? – спросил я и сам почувствовал, что глупость сморозил. Анжела даже посмотрела на меня с некоторым удивлением, дескать, вот такого от тебя не ожидала.

Однако ответила, проявив вежливость:

– Кто мы и сколько нас, вообще никто из нас не знает, мне так кажется. Система как-то разрастается по своим правилам. Меня ты больше не увидишь, того, кто тебя сюда прислал сюда, – тоже. Так что решай.

– У меня есть время подумать? – спросил я.

– К сожалению, время «на подумать» не предоставляется, ты решаешь сейчас.

– Но ведь если у меня нет дней, чтобы подумать, то наверняка есть какие-нибудь минуты?

– Это пока мне не надоест полоскать тебе мозги, – засмеялась Анжела, – однако, думай, максимум – минут пятнадцать.

Я начал думать. Мозги мне, конечно, «прополоскали» капитально. Ситуация точного ответа не предоставляет, но заставляет принять решение.

Мысли мои отказывались ходить стройными рядами. Поэтому только минут пять мне пришлось потратить на то, чтобы мой организм слегка успокоился от таких сведений. Затем только появилась некоторая возможность рассуждать так, как я привык.

Значит, это – система с неизвестным количеством членов и обладающая какими-то надсистемными свойствами, обеспечивающими её бесперебойное функционирование. Если это так, то отдельные члены должны точно действовать согласно некоторым правилам, если не хотят получить что-нибудь неприятное в качестве наказания. Само собой разумеется, должны существовать и механизмы, поддерживающие какие-то санкции за нарушения системных правил. Кажется, эта хакерская сеть слишком солидная штука, чтобы просто «обижаться» на своих членов. Но это не стопроцентно, а так – из общего понимания ситуации.

Что мне тогда делать? Главное – не стать каким-нибудь системным заложником или агнцем на заклание. Подчиниться, видимо, придётся, но как? Я думал, исчерпав весь лимит положенных мне минут.

– Решаю так, – заявил я по истечении отпущенного времени, – обещаю сделать всё, чтобы меня не сожрали, даже если то будет не угодно системе.

Анжела засмеялась и посмотрела на меня теперь как-то расслабленно, уже с бабьим интересом. Я этот взгляд ни с чем не перепутаю. Может, это и рассчитанное актёрство было, тогда – «зачёт» Анжеле. В любом случае именно эта её реакция зрелой самки меня почти успокоила, заинтриговала и обнадёжила. Если бы она желала мне неприятностей, то вряд ли стала бы себя так вести. Это, как бы сказать точнее, неэкономно для психики обычного гуманоида женского пола. В смысле – зачем даже слегка влюбляться в того, кто скоро сдохнет по твоей вине?

Конечно, сейчас мне очень потребовалась любая информация об этой хакерской системе. Но где её взять? Вполне резонно, решил я, узнать что-то у самой Анжелы. Тут мне пришлось включить весь свой арсенал мужского обаяния, чтобы «раскрутить» её на откровения. В общении она оказалась довольно примитивной скучающей одинокой бабёнкой, весьма невысокого рейтинга в моей личной «научной» классификации. Анжела была из тех, которые были всегда готовы к примитивным развлечениям в стиле чесания гениталий с тем, у кого хоть что-нибудь и когда-нибудь стоит, и с которым «можно о чём-нибудь поговорить».

Мне пришлось часа полтора выслушивать и поддерживать её охи и придыхания по-поводу театральных премьер и картинных галерей, в которых она, ни черта по сути не понимая, фактически видела только атрибут собственного социального статуса.

Такие бабёнки совсем не чувствуют того обстоятельства, что и современные театры и всякий поп-арт заточены на то, чтобы «снять деньги» вот с таких зажиточных «светских львиц», а также их мужей и любовников, продавая им иллюзию собственной исключительности и принадлежности к культуре богемного толка. В древние времена эту сладкую денежную пошлятину в русский театр протащил хитрый Мейерхольд. Её потом пытались высмеять И. Ильф и Е. Петров в образе театра «Колумб». Но находка оказалась очень живучей и, как раковая опухоль, до настоящего времени разъедает почти все наши театры, на которые время тратить, на мой взгляд, в таком количестве по крайней мере – нерационально. Тут процветает мелкотемье, пересыпанное демонстрацией сценической истерии на основе широко известной системы Станиславского. Исключительная демонстрация на сцене сильных эмоций и находок современных технологий в виде лазерного шоу для протухающего от скуки обывателя – это разновидность лёгкого наркотического опьянения. Но все эти бабские вздохи и восторги мне пришлось вытерпеть. Так Анжела заводила себя на секс и заодно сильно облегчала мне задачу поиска тем для словесных прелюдий. Господи! У хомяков, наверное, любовные игры сложнее теперь оказались, чем у продвинутых современных гуманоидов.