Но, как только сын главаря мафии, доблестного Тараса Бульбы, предпочёл вечно прекрасную любовь служению опустившимся донельзя подонкам, так тут же жестоко получил пулю от «пахана». Получил от кровного, между прочим, пахана-родителя.

И вот, чтобы получить пятёрку по литературе, школа из поколения в поколение заставляет прилежных и послушных недорослей писать сочинение на тему «Тарас Бульба – народный герой». Опомнитесь, педагоги! Ведь не героя рисовал великий Гоголь в этом эпохальном произведении, а отвратительного главаря кровавой мафии. Кто же тогда здесь из нас больший предатель и сволочь? Я или Министерство образования? Теперь я точно – предатель, и предателем стал как раз тогда, когда, прочитав в школе эту вещь, подметил сказанное в школьном сочинении. За что классная дама с пышным задом, измученная безденежьем, вкатила мне трояк с мотивировкой «уход от темы».

Случилось так, что я и Квест стали интересны друг другу изначально, основываясь на общем стремлении воспринимать мир совершенно без присущих ему масок. При этом ни он, ни я, в принципе, не отрицали мораль. Совсем – нет! Просто мы воспринимали её, понимая всю глубочайшую сложность проблемы. Понимая, что общие принципы не сводимы к сиюминутным рецептам для жизни в каждом конкретном случае. Мне тогда даже казалось доблестью, что я способен к преодолению догматических барьеров, которые навязывает, например, религия и вообще – любой социум в стремлении к порабощению каждой личности. Прав ли был я в этом? В ту пору никаких сомнений я не испытывал по этому поводу. Но я сейчас пишу эти строки потому, что, признаюсь откровенно, пережив все эти события, стал осторожнее и многое теперь воспринимаю с точностью до наоборот.

Наверное, больше для себя пишу, поскольку для меня совершенно не важно, кто и когда хоть раз это прочитает. Получается, пишу я это самому себе, и, оказывается, есть в том особое удовольствие. Я это пишу и одновременно это читаю, с удивлением обнаруживая, что интересное и занимательное, понимаете ли, получается чтиво. Оно, оказывается, содержит некоторые истины, которые мне иным способом никогда бы не открылись.

Однако вернёмся к нашей истории.

Несколько настораживало меня только то, что Квест, подружившись со мной, старательно избегал разглашать какую-либо информацию о себе. Обо мне он как-то умудрялся выпытывать что-то, а о себе ни разу не сказал ничего. Как я ни пытался вывести его на откровения по этой теме, он откручивался, отшучивался и отключался от сети с намёком на неуместность этого моего интереса к его личности.

Ещё в жизненной позиции Квеста меня тогда смущало оригинальное понимание исторического детерминизма. Я попытался с ним спорить на эту тему. Однако на этом он меня и «сделал».

Он утверждал, что жизнь меняется по воле событий мелких и абсолютно случайных. Я полез в полемику. На это Квест тогда и предложил мне сделать эксперимент, что-нибудь «из ряда вон выходящее».

– Ты иди, – написал он однажды, – к ближайшей станции метро вечерком, часикам к шести, и сделай что-нибудь неординарное. Скажем, подойди к самой заметной мусорной урне и брось в неё скомканный листок от какого-нибудь журнала. Подожди секунд пятнадцать и брось другой, а потом и третий. Утверждаю, что, возможно, вот даже такая ерунда иногда способна в корне повлиять на то, что ты называешь «историей».

– Что за глупая мистика? – возмутился я на это.

Но было уже поздно, и Квест отключился от сети.

Странно, но всю ночь я промучился какими-то сомнениями, то ли предчувствиями. То мне казалась очевидной глупость такого предположения, то не давала покоя странность этой фатальной убеждённости Квеста. Скорее всего, дело состояло в том, что я тогда из-за его меткой и порой неожиданной экзистенции, которая выплёскивалась из него подобно воде родниковой, уже начал подспудно воспринимать его в качестве своеобразного наркотического средства. Общаться с ним, имеющим если не убедительные, то хотя бы оригинальные ответы на все вопросы, было интересно, чем дальше – тем больше.