Такого начала никто не ожидал, особенно от старого Райцкера. Слушатели недоуменно переглянулись. Горный хребет за Восемью Воронами? Те, кто не заметил в небе ничего необычного в Волчью ночь, не знали, что и думать.

Старик Пфиффер попросил тишины, после чего сказал:

– Спасибо, Бозо, за важное сообщение. Теперь все собравшиеся, возможно, осознают серьезность положения и оценят то, что я намереваюсь рассказать.

Затем он вдумчиво и живо описал, что произошло с ним, Гортензией, Биттерлингом и Карлманом в ту ночь, когда они отчаянно искали Бульриха, и не упустил ни единой детали, начиная с первой жуткой дыры в тумане на тропинке у изгороди и заканчивая настоящим ужасом на опушке Сумрачного леса, когда деревья внезапно ожили и путники разглядели сквозь туман далекую пустошь, откуда приближались фигуры, похожие на воинов Великого народа.

Одилий без устали рассказывал о нелегком пути от леса к тропе у живой изгороди, и, когда дошел до описания стаи волков, несущихся с грозовыми тучами, в большом зале «Старой липы» воцарилась такая тишина, что урони кто булавку – все бы услышали. Однако на этом повествование не кончилось. Поскольку, спасаясь от волков, путники были вынуждены спуститься под землю, ошеломленные слушатели узнали об огромной погребальной пещере, которая, судя по всему, давненько находилась в лабиринте под живой изгородью и из которой путники, едва живые к тому времени, спаслись только благодаря помощи Гизила Моттифорда.

Исход этих ужасающих событий для многих не был тайной. Ранним утром Гизил и его егерь Лаурих привезли путников в Зеленый Лог, где старая деревенская липа внезапно развалилась сама собой, а пропавшего Бульриха Шаттенбарта обнаружили внутри, под корнями, завернутого в саван и едва дышащего. Закончил старик Пфиффер рассказом о том, что произошло с Хульдой и Беддой в ту страшную ночь прямо посреди Зеленого Лога, возле дома Гортензии, когда в розовой беседке открылся проход в потусторонний мир. Поведал он и том, как Бедду едва не затянула в неизвестность когтистая рука, вцепившаяся в ее плечо смертельной хваткой.

Наконец Одилий замолчал и перевел дух, а вместе с ним одновременно вздохнул и весь зал. Да, слова Пфиффера требовалось как следует обдумать. Никто прежде не слышал этот рассказ в таких подробностях и от начала до конца; даже если представить, что эту историю поведали долгим зимним вечером у камина, сказка получалась довольно странной. А осознавать, что каждое слово – правда, получалось с большим трудом.

Сидевшие рядом с главой Запрутья пытались разгадать его мысли по выражению лица. «А не выпили ли эти говоруны лишнего?» – казалось, думал он.

Лоренц Парасоль только и делал, что беспрестанно разглаживал тонкий праздничный жилет, а лицо его оставалось непроницаемым, как будто он сидел дома у камина с кошкой на коленях. Губы Резеды Биркенпорлинг скривились, сжавшись в тонкую линию, как будто ей подали что-то несъедобное, но даже она сдерживала себя.

Вместо нее вскочила сидевшая неподалеку Ада Изенбарт. Среди квенделей ее считали рассудительной, хоть и не слишком мудрой. Вместе с мужем Грифо, расположившимся рядом, она составляла список масок, которые участники шествия надевали на Праздник, и список этот от торжества к торжеству становился все длиннее. Большинство кланов шествовали в древних родовых масках, но время от времени кто-нибудь непременно представлял новую, и Ада все тщательно записывала.

– До меня дошли кое-какие слухи. А потому прежде всего я хотела бы знать, какое отношение эти сказочки о Волчьей ночи, плохой погоде и прочей тролльей чепухе имеют к нашему замечательному Празднику Масок, – произнесла она сухо, словно ничто не могло произвести на нее впечатления, и это, безусловно, шло на пользу при ее должности. – Что бы там ни случилось, в Звездчатке до самого рассвета не произошло ничего необычного, потому что, насколько я знаю, все спали спокойно, – добавила она.