В руке она сжимала трость, а под мышкой держала извивающуюся собачонку.

– Что вам нужно? – требовательно осведомилась она.

– Прошу прощения? – удивился Габриэль.

– Ни минуты покоя, – нахмурилась дама, отчего жирно подведенные глаза стали похожи на жуткие черные прорези. – Что вы тут забыли?

– Вас это не касается, – вежливо ответил он.

Собачонка зарычала и вновь залилась яростным лаем. Габриэль нахмурился.

– Небось к этой девице пожаловали, – женщина повысила голос, перекрикивая тявканье.

– Вот именно, – донесся чей-то голос из-за спины Габриэля.

Обернувшись, он увидел одетую в ярко-красный сарафан женщину с длинными каштановыми волосами, собранными в небрежный хвостик.

На губах ее играла едва сдерживаемая улыбка.

– Мадам Леклер? – от удивления выпалил он.

Почему-то из их краткой переписки у него сложился образ педантичной суровой матроны, занимающейся куплей-продажей недвижимости.

– Каюсь, – ответила она. – Я Аурелия, но все зовут меня Лией. А вы, наверное, мистер Сеймур.

– Да. Но зовите меня Габриэль.

Тут до него дошло, что так пристально разглядывать новую знакомую не совсем прилично, и, отведя взгляд, он протянул руку.

– Очень приятно.

Лия ее крепко пожала, и он со странной неохотой отпустил теплую ладонь.

– А это мадам Хофман, соседка.

– Мое почтение, – с легким кивком выдавил он.

Старушенция стукнула тростью по полу.

– Видала я таких! – рявкнула она, оглядывая его спутанную шевелюру и чернила на руках. – Нечего тут ошиваться. Здесь порядочные люди живут, это вам не какой-нибудь притон для полоумных художников и наркоманов.

– Ничего себе… выпад, – заметил Габриэль, еще не определясь, то ли веселиться, то ли разозлиться на старую каргу.

– Это еще не все, – шепнула по-английски Лия. – Как появится летучая обезьяна[3], бегите без оглядки.

– Думаете, можно спастись от летучей обезьяны? – шепнул он.

– Мне бы только вас перегнать.

Габриэль засмеялся, и извивающаяся собачонка снова захлебнулась неистовым лаем.

– Входите, пожалуйста, – громко повторила Лия, перейдя на французский, и посторонилась, пропуская Габриэля.

Он не мешкая прошмыгнул в квартиру, сопровождаемый злобным рычанием и лязгом зубов собачонки.

Лия вздохнула.

– Всего хорошего, мадам…

– Имейте в виду, я могу устроить, чтобы вас отсюда выселили, – не унималась соседка. – Есть кое-какие связи…

– Доброго дня, мадам Хофман, – пожелала Лия и захлопнула за собой дверь.

– Очаровательная особа, – заметил Габриэль, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери тявканью.

– По-моему, она вполне безобидная. Одинокая просто. Как говорила моя grand mère: «Брехливой собаки не бойся, а соседа-молчуна берегись».

Лия прошла в комнату, оставив после себя легкий аромат жасмина.

– Первый раз слышу.

Он огляделся, стоя в обшитой деревянными панелями прихожей.

– Индейская поговорка.

– Ваша бабушка – американка?

– Нет, – Лия нахмурилась, но развивать тему не стала и просветлела лицом: – Благодарю за отзывчивость. Надеюсь, я не оторвала вас от дел?

– Вовсе нет, – Габриэль опустил сумку. – Вы меня заинтриговали.

Она даже не подозревает чем.

– Картина здесь.

Она наклонилась, чтобы достать небольшой пейзаж, прислоненный к стене около двери. И никаких следов холста с обнаженной натурой…

Лия подала Габриэлю картину.

– Узнаете?

При ближайшем рассмотрении потуги художника угодить зрителю стали еще очевидней, чем на фотографии, но сюжет картины не узнать было нельзя. В правом нижнем углу был замысловатый автограф «Уильям Сеймур».

– Это Милбрук-холл, наше родовое поместье уже несколько веков. Подпись моего деда. Такие пейзажи он десятками писал, и на всех Милбрук.