В разговоре шум может возникнуть из-за отвлекающих внимание звуков, оговорок, иностранного акцента и т. п. Когда человек говорит: «Я просто ненавижу этого напыщенного психиатра» (I just hate a pompous psychiatrist), слушателям может показаться, что он произнес: «Я только что съел напыщенного психиатра» (I just ate a pompous psychiatrist).

Любого рода коммуникационные системы преследует также и семантический шум. Человек может искренне сказать: «Я обожаю футбол». Слушатели могут нейросемантически сохранить эту информацию в своем мозгу под совершенно разными категориями, хотя каждый расслышит его правильно. Кто-то воспримет этого человека как любителя поиграть в футбол, а другой – как завзятого болельщика.

Из-за семантического шума вас даже могут принять за сумасшедшего, как это случилось с доктором Полом Вацлавиком (он приводит этот пример в нескольких своих книгах). Доктор Вацлавик впервые обратил внимание на психотомиметическую функцию семантического шума, когда устраивался на работу в одну психиатрическую больницу.

В приемной перед кабинетом главного психиатра за столом сидела женщина. Доктор Вацлавик решил, что это секретарь.

– Я Вацлавик, – объявил он, предполагая, что секретарю известно о том, что он должен прийти.

– А я вас так не называла, – ответила женщина.

Немного обескураженный, доктор Вацлавик воскликнул:

– Но это я!

– Тогда почему вы это отрицаете?[2]

Доктору Вацлавику в этот момент ситуация представилась совершенно не так, как было на самом деле. Женщина вовсе не была секретарем. Он классифицировал ее как пациентку-шизофреничку, которая случайно забрела в помещение для персонала. Естественно, он стал «обращаться» с ней очень осторожно.

Его новое предположение кажется вполне логичным, не так ли? Только поэты и шизофреники изъясняются на языке, который не поддается логическому анализу. Причем поэты, как правило, не используют этот язык в будничном разговоре, да еще так спокойно и непринужденно. Поэты произносят экстравагантные, но при этом изящные и ритмичные фразы – чего в данном случае не было.

Но забавнее всего то, что и сам доктор Вацлавик показался этой женщине явным шизофреником. Дело в том, что из-за шума она услышала совершенно другой диалог.

Странный человек подошел к ней и заявил: «Я не славянин» (I am not Slavic). Многие параноики начинают разговор с такого рода утверждений – для них они имеют жизненно важное значение, хотя остальным людям могут казаться странными.

– А я вас так не называла, – ответила она, стараясь успокоить его.

– Но это я! – парировал странный человек и сразу же вырос в ее понимании от параноика до параноидального шизофреника.

– Тогда почему вы это отрицаете? – резонно спросила женщина и начала «обращаться» с ним очень осторожно.

Каждый, кому приходилось разговаривать с шизофрениками, знает, как чувствуют себя оба участника подобного разговора. Общение с поэтами обычно не причиняет такого беспокойства.

В дальнейшем читатель заметит, что у этого коммуникационного сбоя гораздо больше схожести со многими известными политическими, религиозными и научными дебатами, чем нам обычно кажется.

Пытаясь свести к минимуму семантический шум (и зная, что не смогу избежать его совсем), я предлагаю своего рода исторический глоссарий, в котором объясняется «технический жаргон» этой книги. Я надеюсь, из него станет ясно, что я не придерживаюсь ни одной из точек зрения, которые оспариваются в традиционных (доквантовых) дебатах, постоянно раздирающих академический мир.