– Здравствуйте, – сказал я, входя. – Спасибо, что нашли для меня время.

К стене её офиса был привинчен металлический стеллаж, на котором она устроила выставку винтажного метеорологического оборудования; я испытал внутреннюю гордость от знания того, что вот этот пропеллер с чашечками – анемометр.

– Да без проблем, – ответила Салли, вставая с кресла – и почти не став при этом выше. – Чем могу помочь?

– Я ищу кое-какие старые данные о погоде.

– Насколько старые?

– За 2001 год.

В её голосе прозвучало явное облегчение.

– На прошлой неделе ко мне приходил студент с исторического за отчётом о погоде во время ключевой битвы Войны 1812 года. Пришлось объяснить бедолаге, что архивы канадского Министерства окружающей среды ведутся не настолько давно. – Она уселась перед компьютером и начала быстро печатать двумя шишковатыми пальцами. – Место?

– Калгари.

– Аэропорт или центр?

– Думаю, центр.

– Дата?

– Первое января, после полуночи, где-то два часа ночи.

Она с минуту работала молча. Над столом висела политическая карикатура с тремя растерянными стариками в мешковатых штанах для гольфа на островке нескольких футов в диаметре посреди бескрайнего моря. Подпись: «Отрицатели глобального потепления на пенсии во Флориде».

– Готово, – сказала она, разворачивая монитор ко мне.

На экране было так много данных – метеорологи, по-видимому, измеряют целую кучу того, что обычным людям не нужно, – что мне понадобилось какое-то время, чтобы разобраться. Но в конце концов я нашёл, что искал: «Снегопад».

– Вот это странно, – сказал я, тыча пальцем в экран. – Вы уверены, что это та самая дата?

Она показала мне на экране дату; время также было правильное.

– Вы можете показать мне предыдущий час и последующий?

Она кивнула. В отчёте за час ночи тоже стояло «Снегопад». В три часа ночи – «Обильный снегопад».

– Но небо было кристально чистое, – сказал я. – Я ведь помню.

– Я на своём веку видела много удивительных погодных явлений, – мягко сказала Салли. – Торнадо, тройное солнце, град размером с грейпфрут. Но я никогда не видела, чтобы снег падал с безоблачного неба. Вы уверены, что правильно помните дату?

– Да.

– И год тоже? Я только в феврале отучилась писать «2019».

– Да, – сказал я, – насчёт даты я уверен. – Я так ясно помнил звёзды в ту ночь, Орион низко над горизонтом на юго-западе. Я знал звёздное небо буквально как свою ладонь; зимой Орион виден в Калгари именно в это время ночи. По крайней мере когда небо ясное.

Мне пришлось ухватиться за край Саллиного стола, чтобы не упасть.

Двадцать лет назад

Менно Уоркентин был дружен с Домиником Адлером, уроженцем Торонто, который возглавлял в университете кафедру аудиологии имени Бев Геддес. Они играли в ракетбол раз в неделю; Доминик, несомненно, играл лучше.

– Равновесие, мальчик мой! – восклицал он, беря отскок, ошеломивший Менно. – А всё равновесие во внутреннем ухе!

Менно недавно купил ракетку из углеродного волокна в напрасной надежде, что качественный инвентарь компенсирует его недостаток координации. Он подал, и жилистый Доминик с силой вернул мяч. Менно предсказуемо промазал. Идя за мячом, он сказал:

– Я сегодня проходил мимо твоей лаборатории. Видел, как тебе привезли целую тележку нового оборудования. – Он рассеянно бросил мяч в направлении Доминика.

Доминик подал, и Менно удалось вернуть мяч трижды, прежде чем промахнуться. Когда Менно вновь отправился за мячом, Доминик сказал:

– Да, мы получили большой исследовательский грант.

– От кого?

Доминик опустил ракетку и жестом подозвал Менно поближе.

– От МО.

В спорте Менно, может быть, и не блистал, но в играх на знание всякой всячины типа «Своей игры» был просто богом.