– Если вы правы, мы имеем на руках идеалиста или человека со странностями, ну или то и другое.

Ван-Ин вздохнул и вдруг почувствовал благодарность к Де-Ки за то, что он привлек его к этому делу. Не пришло ли время перенести «работу» в кровать, и как можно быстрее.

– Или того, кто слишком часто смотрит развлекательное американское телевидение, – добавила она с умным видом.

– Боже! – простонал он. – Сделайте же меня!

– Что вы сказали? – Ханнелоре впилась в него взглядом, ее нижняя губа дрожала, она словно хотела рассмеяться.

Ван-Ин оторопел и залился краской.

– Полицейский жаргон, – выкрутился он.

– А еще что-нибудь скажете.

Ван-Ин понял, что нет причин дурачить ее. Выбор за ней.

– Вы правы, мэм. Надо подлечить свою речь.

– Брань, комиссар, брань, вот что я использую, если оказываюсь по уши в дерьме.

– Вы шутите!

– Нет, правда, это возвращает меня в студенческие годы, – заговорила она нетерпеливо. – Я явилась на свой первый экзамен в джинсах, совершенно новых. Можете представить, что сказал мне профессор?

– Нет, – невинно ответил Ван-Ин.

– «Я не принимаю экзамен по одежке, вернетесь в сентябре, вон!» Я выругалась, мне стало легче.

– Вы разыгрываете меня.

Он осознавал, что их беседа превратилась в анекдот, в то время как они занимались расследованием. «Боже» – было на кончике его языка. Он был рад, что больше никого нет в магазине.

– Так, где вы использовали это выражение? – Она почти тыкала локтями его ребра.

Трудно сказать, подслушивал ли их Лео, в любом случае момент он выбрал более чем подходящий. Он тяжело дышал, а поросячьи глазки подернулись маслом и блестели, когда его взгляд перебегал с Ван-Ина на Мартенс.

Ханнелоре Мартенс сделала серьезное лицо. Все это было ей в новинку, она даже забыла мудрый совет своих коллег быть всегда настороже. Некоторое время ей это легко удавалось, хотя было не в ее стиле. Неудивительно – все входили в здание суда с сумрачно серьезными лицами.

– Нашли что-нибудь? – спросил Ван-Ин.

– Никаких отпечатков, – объявил Лео покорным тоном. – И перчатки стандартные, такие можно найти где угодно, разве микроэкспертиза могла бы что-нибудь сделать.

– А что с царской водкой? – повернулась Ханнелоре к Ванмаэлю.

– Что вы имеете в виду, мэм?

– Разве нельзя проследить, откуда получены десять галлонов вещества, которого нет в супермаркетах?

– Вы думаете найти где-нибудь отчет о продаже этой смеси? Это лишь одна часть азотной и три части соляной кислот, ничего серьезного, в любой аптеке можно разжиться. Ювелиры часто используют такой раствор, чтобы отделить золото от других металлов.

Лео взял стул, сел напротив Ханнелоре и Ван-Ина, снял очки и стал объяснять. Он начинал свою карьеру в качестве школьного учителя, ему нравилось преподавать, но ученики средних школ не прониклись его энтузиазмом.

– Чистое двадцатичетырехкаратное золото мягкое, но практически непригодное для обработки. – Он прямо-таки читал лекцию. Это был его выход: щеки, усеянные красными угрями, порозовели, глаза сияли. – То, что мы понимаем как восемнадцать каратов или четырнадцать каратов, – смесь золота и меди, серебра, никеля или палладия. Чем больше меди, например, тем более желтым станет золото. Так называемое «белое золото» является комбинацией золота и палладия или никеля. Восемнадцать каратов – сплав, содержащий семидесятипятипроцентное золото.

– Хорошо, хорошо, – сказала Ханнелоре. – Вы каждый день открываете новое!

Лео поблагодарил ее широкой улыбкой. Прекрасной Ханнелоре стало очевидно, Лео – общий любимчик.

– Процедура очистки старого золота есть отделение лишних компонентов, а золото, как известно, стойко к кислоте, скинул хлам и получил чистое золото.