– Зеркало – там! – Хранитель памяти уверенно указал на глухую стену. – Бык тоже чуял зеркало, бежал к нему…
Тупик в конце прохода казался незыблемым. Не верилось, что за ним можно найти что-то, кроме земли и воды. Воды Коваль боялся больше всего. А вдруг прорвет пробки, которые поставили строители начала века двадцатого, и вся масса воды из прудов прорвется в подземелье?
Спустя час первую четверку копателей сменила вторая, свободные смены непрерывно вычерпывали воду. Ведра с обломками и жижей передавали наверх по живой цепочке. Кое-где от ударов капель уже переросла в тонкие ручейки. По извилистым ходам разносилось дребезжащее эхо. Орландо наладил второй дизель, заработала помпа – вручную дело грозило затянуться на несколько дней. Возле завала росла гора породы, но заветный проход, обещанный отшельником, не желал открываться. Бывший царский парк надежно хранил секреты.
– Глянь-ко, братцы, пробил! Дырка там! – Дюжий солдат, почти квадратный, с гордостью показывал всем на лом, наполовину застрявший в жесткой спрессованной породе. От следующего удара по голубой кембрийской пробке побежали трещины.
– Берегись, братва! Никак затопит! – Солдаты отпрыгнули в стороны.
Первая волна холодной воды повалила несколько треног с факелами, вторая, более слабая, достигла ступеней лестницы, а третья…
Третьей волны не последовало. За взломанной пробкой снова показалась кирпичная кладка. Но кирпичным был только низ – примерно на уровне пояса из бетона торчали ровные прутья арматуры. Копатели наткнулись на серьезное подземное сооружение.
– Уф, ну и помылися…
– Таран сюды, живо! – Мокрый Карапуз, отплевываясь, держал на вытянутых вверх руках прожектор.
Утопая по колено, бойцы подкатили бревно с заостренным наконечником. После пятого удара кирпич начал вылетать. Раствор между кирпичами оказался настолько прочен, что держался, похожий на прямоугольные соты.
– Он был здесь, я его слышу… – У Цырена от волнения раздувались ноздри.
Коваль заметил, что даже в человеческом обличье монашек сохранил черты леопарда. Его кожа так и осталась слегка пятнистой, словно парень перенес оспу, походка приобрела гибкость и плавность, и во взгляде, прежде безмятежном, появилось нечто неуловимо жестокое.
– Сивый Бык силен тем, что иногда может таять, как лед. Он тает и проходит сквозь щели…
– Верно сказано, господин Кузнец, – кивнул Дед Касьян, выжимая насквозь промокшую нижнюю рубаху. – Он потому и пролез во дворец к твоей супружнице, что ручьем просочился. Только долго он ручьем притворяться не умеет, не такая его порода. Мы этого стервеца уже в метро бы изловили, кабы не губернатор твой, Рубенс. Тот не позволил огнем сатанинским залить метро. Я бы его поджарил…
Дед Касьян поступил хитрее всех. Словно заранее знал, что промокнет, он скинул одежду наверху и спустился в галерею в одной рубахе и с посохом. Как только таран преодолел четвертый кирпич в глубину, камень на посохе Черного Деда заиграл ярким багровым пламенем. Бойцы кашляли, в воздухе носилось облако кирпичной пыли. Наконец, кладка с гулким грохотом провалилась в черную пустоту.
– Что там? Гляди, рельсы!
– Вот те крест, там смотрел кто-то! Глазища – во!
– Мой президент, не ходите первый, – фон Богль решительно преградил Ковалю дорогу. Цырен тоже выступил вперед.
– Вот она… Значит, это правда… – Артур разглядывал внутренности широкого тоннеля, убегающего вдаль. Из влажной глубины возвращалось эхо.
– Что «правда»? – вежливо спросил Орландо, выкидывая из шапки улиток.
– Правда, что при последнем царе строили подземную железку через парки до станции. Писали об этом много, но никто ее тогда не нашел. Или искать не хотели…