Первый год, когда начали сами зарабатывать на жизнь, они с Чернышом перевозили письма, мелкие грузы и даже людей, чтобы прокормиться и обустроиться в своей долине, затем начала расти стопка золотых монет в доме Апоницы, куда Иггельд сносил всю плату, появились драгоценные камни, его имя узнали в самых дальних уголках Куявии, князья и беры охотно пользовались его услугами, а потом как-то престарелый князь Когонь, который отдал любимую дочь в дальнее-предальнее княжество за горами, за долами, за бурными реками и темными непроходимыми лесами, восхотел ее навестить, Иггельд на Черныше доставил его туда за половину суток. Когонь ошалел, ведь сватовство в его собственное княжество добиралось полгода, теряя людей в болотах, трясинах, загрызенными лесным зверем, утопленными в зыбучих песках, сорвавшимися с крутых гор, унесенными бурными водами, так же полгода везли его дочь… Он навестил ее через год и… попал на свадьбу, жених с его дочерью только-только добрались до дому! Трое суток беспробудно пировал князь, а потом, как и договаривались, Иггельд прилетел за ним, но пьяный князь ничего не соображал, так хмельного и подняли на спину дракона, привязали. Проснулся Когонь уже в своей спальне, долго не мог опомниться, все казалось волшебством.

Слух о его приключении прокатился по княжествам, Иггельда наперебой уговаривали за большие деньги кого-то отвезти, привезти, доставить. Рассказывали про удивительного дракона, что ходит за хозяином, как верный пес, по его команде садится, ложится, переворачивается и даже прикидывается мертвым. Если перед ним положить кусок мяса, но хозяин не разрешает есть, дракон часами может сидеть и жалобно смотреть на мясо, истекая слюнками, но без разрешения не схватит.

Он вздрогнул от слов:

– Но все больше молодежи говорит о тебе и твоем драконе. Хотят у тебя поучиться…

Иггельд второй раз выронил ложку, подхватил, горячая кровь прилила к лицу, заговорил так торопливо, что голос сорвался на жалобный писк:

– Молодежи? А я кто?.. Мне еще девятнадцать… Через три месяца двадцать лет!.. Здесь такие, как я, все еще драконьи стойла чистят! Я сам еще всему учусь!

Апоница хмыкнул.

– Какие-то мелочи ты, конечно, не знаешь. Но прекрасно без них обходишься, не так ли? Вся сложнейшая система управления, что необходима для дракона со штырем в загривке, тебе ни к чему. У тебя свой путь… Я все еще, если честно, в него не верю…

– Почему? – спросил Иггельд. Повторил растерянно и с испугом: – Почему?

Апоница развел руками.

– Как тебе сказать… Одно дело – научить ломать стены в каменоломнях. Или рубить дрова. Другое – вот так с драконами… Это так же, как не каждого можно научить петь. Даже из тех, кто в самом деле хочет петь. Понимаешь?

– Нет, – признался Иггельд. – Мне кажется, это так просто! Я ж ничего не знал, не умел, но Черныш… вон опять заглядывает в окно!

– Просто, – пробормотал Апоница. – Да-да, просто… Просто птенцу научиться летать, а поросенку это непросто. Даже если очень стараться. Ладно, расскажи, что понадобится для задумки, я тут начну подготавливать.

Долина казалась ему запертой в каменный мешок, он долго не понимал, почему такой сквозной ветер, пока в тот раз со спины Черныша не увидел в самой дальней стене сквозную пещеру, а потом вместе с ним обследовал, цепляясь за камни, чтобы лютый ветер не вышвырнул из окна на высоте парящих орлов.

Пещера широкая, со стертыми до блеска стенами, все острое за тысячи лет заглажено, десять драконов пройдут бок о бок. Лютый ветер, врываясь в долину, проносится по ней, как табун озверевших артанских коней, перед дырой стягивается в тугой ревущий узел и вламывается вовнутрь, с тем чтобы пронестись через широкую каменную дыру, отполировывая ее стены, пол и потолок, и с грохотом вырваться с той стороны на свободу.